снотворного и запивая их водой из стакана.
Приготовив все необходимое и устроившись поудобнее, он задумался. Несмотря ни на что, последние мгновения жизни, в упрек всем предыдущим, хотелось провести как-то осмысленно или хотя бы символично. Но почему-то, несмотря на утверждения многих авторов популярного чтива, никакая «вся жизнь перед глазами» не «проносилась». Максим не вспомнил, как он был маленьким и пошел в школу, образы первых поражений и побед, даже если они и были, так и остались где-то в резервациях памяти. Никаких особенных мыслей или желаний не возникло, все было скучно, как обычно, таким образом, даже последние минуты облегчения не приносили.
Единственное, что можно было отнести к разряду незаурядных явлений, так это появление странного ощущения где-то в самом темном, замусоренном уголке сознания, которое с течением времени неумолимо расползалось, занимая все больше и больше пространства.
Через несколько минут смутное ощущение переросло в четкое осознание постороннего присутствия, которое незамедлительно подтвердилось шорохом, а затем и деликатным покашливанием.
Повернув голову и найдя взглядом угол комнаты, похожий на тот угол сознания, из которого пришло незнакомое ощущение, Максим обнаружил там элемент окружающей действительности, которого быть там никак не могло.
Данный элемент представлял собой мужчину, сидящего в углу на складном стуле и внимательно смотрящего на Максима. Мужчина был в костюме-тройке, определенно, очень дорогом и настолько же очень помятом. Как удалось так сильно помять такой хороший костюм оставалось загадкой. Белая рубашка была расстегнута до уровня жилета, на шеей болтался распущенный галстук. Лицо человека полностью гармонировало с одеждой: волосы были стихийно всклокочены, но выглядели чистыми, на щеках красовалась трехдневная щетина мук творчества. Выражение глаз вместе с их общим видом ставило те самые точки над «i», которые давали четкое объяснение причинам появления подобной наружности. В глазах мужчины отражалось похмелье, причем, не похмелье разгульного студента– первокурсника или малопьющего семьянина, которым факт утренней расплаты кажется чем-то из ряда вон выходящим, сравнимым лишь с чумой и ядерной войной, а доброе знакомое похмелье творческого запоя, которое воспринимается как неотъемлемая часть всего процесса, а с помощью опытного опохмела делается еще и в меру приятным времяпрепровождением. Человек сидел на стуле в неудобной задумчивой позе, смотрел на Максима и молчал.
– Здрасьте, – сказал Максим, понимая всю нелепость ситуации и необходимость хоть какого-то ее звукового оформления.
– Добрый день. Я не галлюцинация, – сказал человек.
Слегка удивившись прозорливости гостя по поводу своих мыслей, Максим, впрочем, не растерялся. В его состоянии перспектива выглядеть глупо уже не пугала, а именно она обычно является катализатором процесса растерянности.
– К чему это уточнение? – ответил он вопросом.
Гость