в комнату из купальни, я так и прыснула. Брат нарядился в длинный передник и золотой воротник-ожерелье, а немес, золотисто-синий головной убор фараона, занял место жемчужной диадемы. Александр посмотрел на меня и сердито скрестил руки на груди.
– Значит, тебе позволили переодеться в тунику, а я должен выйти в этом?
– Цезарь хотел, чтобы я показалась на людях в платье из бус.
– Как танцовщица? – ахнул он.
– Или продажная женщина, – прибавила я по-парфянски.
Октавия вежливо кашлянула.
– Нам пора в атрий. – Она с беспокойством одернула свою столу. – Брат готовится совершить жертвоприношение. Затем от Сената начнется шествие… – И с надеждой прибавила: – С вами ничего дурного не случится.
– Вы поедете на плоту за спиной Цезаря, – пояснила Галлия. – Плебеи побоятся его задеть и не станут кидать камни.
– А что они станут кидать? – осмелел Александр.
Галлия повернулась к Октавии, но та решительно покачала головой:
– Ничего. Вы будете очень близко от Цезаря. Я позабочусь об этом.
Мы с братом взялись за руки. В атрии Октавиан и Ливия объясняли Марцеллу с Тиберием, где будут их места во время триумфа. Правда, племянник Цезаря слушал вполуха, обмениваясь улыбками с Юлией. Стоило нам войти, как разговор оборвался. Агриппа и Юба перестали полировать клинки.
– Клянусь фуриями, вот это парик! – воскликнул Марцелл, приближаясь ко мне.
Все обернулись, а Юлия так и впилась в меня взглядом, полным нескрываемой злобы. Надо быть с ней поосторожнее, решила я.
– Где платье из бус? – осведомилась Ливия.
Значит, вовсе не Цезарь, а она лично желала меня унизить. Никто не ответил, и Ливия продолжала наступать:
– Где платье?
Галлия вышла вперед, заслонив меня.
– С ним произошла одна неприятность. Кошка решила, что это новая игрушка…
– Наглая шлюха. Вон с глаз моих!
Галлия отступила, но на ее место встала Октавия.
– Ливия, платье пропало.
– Лжешь! Я знаю, вы взяли его…
– Ты обвиняешь во лжи сестру Цезаря? – гневно вмешался ее супруг.
Жена пристыженно потупилась.
– Прости меня, Октавиан.
– Ты оскорбила не меня, а мою сестру.
Под пристальными взглядами собравшихся Ливия повернулась к золовке, чтобы обиженно процедить:
– Мне очень жаль.
Октавия еле заметно кивнула. Она сказала правду. Платья действительно больше не было: одной из рабынь велели продать его на рыночной площади. Галлия просто исказила истину. Ливия уставилась на меня, и мне вдруг захотелось превратиться в невидимку. Она никогда не забудет этого унижения. А винить во всем будет меня. Меня – и Галлию.
– Где моя речь? – осведомился Октавиан.
Ливия выудила из рукава свиток. Цезарь схватил его, развернул, пробежал глазами и одобрительно кивнул:
– Хорошо.
По неловким движениям Октавиана я догадалась, что под его тогой надето что-то тяжелое – видимо, стальная кольчуга.
– Агриппа,