его полуразложившихся моих собратьев, ребенок был испуган. Я не удержался и кинулся к нему, чтобы перехватить его и спасти. Но мне не удалось это сделать. На своей шее я почувствовал удавку, затянувшуюся в узел. Меня поймали, как дикое животное для зоопарка и повели в какое-то укрытие. Я тщетно пытался ухватить малыша, но меня слишком сильно дернули за удавку, и ребенок выскользнул из моих, если можно было так назвать судя по разложению, рук.
Как велика же была моя печаль, когда в том темном помещении, в которое меня втолкнули, я обнаружил и своего друга. Он был привязан к столбу и, высоко задрав голову, как горделивый индеец, стоял с вызовом в глазах, разглядывая собравшуюся вокруг нас публику из живых людей. Меня привязали рядом. На секунду показалось, будто это не мы, а они были сворой монстров. Так они нас называли.
Мы с другом не пытались ни на кого напасть, укусить и вели себя довольно спокойно. Но люди не унимались. Они совали нам факел с огнем в лицо, тыкали в нас кольями и плевались. В этот момент мне было жаль, что я не мог произнести ни слова. Я бы попробовал им все объяснить, что мы не нападаем на людей, что мы другие и я очень старался расшевелить свой язык. Но вдруг кто-то из толпы выстрелил в грудь моему другу и громко засмеялся. Я узнал этот зловещий смех. Тогда я запротестовал и попытался высвободиться от пут. Но я был очень крепко связан.
Мой друг все так же горделиво смотрел на собравшихся, особенно на того, чья рука отправила ему пулю. Из его раны сочилась темная жидкость. Мне захотелось сообщить ему, как мне было жаль обо всем происходящем с нами, но я не смог произнести ни слова. Мои губы меня не слушались.
Другой из толпы подошел ко мне ближе и воткнул копье мне в глаз, а затем вынул его. Когда я увидел свой глаз на конце острия, я сначала не поверил в происходящее. Я не испытал особой боли от этого акта, но видеть такое было колоссальным для меня психологическим потрясением. За каким чертом было это делать?! Ведь они могли нас так же поджечь, как и всех остальных, да и дело с концом!
Но для нас только все начиналось. Каждый в толпе считал своим долгом выразить к нам свою неприязнь. Они кололи нас, обжигали кипятком, выпотрошили все внутренности из животов, внимательно изучая нашу реакцию. Мне было жутко видеть свою двенадцатиперстную кишку вместе с тонким кишечником на полу. Это заставило меня содрогнуться, а толпа лишь только потешалась над нами. Почему-то все это им казалось необычайно веселым. Их лица горели от ярости, а в глазах блистало торжество.
С моим другом они поступили еще ужаснее. Они вскрыли ему черепушку и тыкали кольями в открытый мозг, пусть уже и не такой активный, как ранее. По всему виду моего товарища я с ужасом понял, что он испытывал боль. Он не кричал, не стонал, но его глаза увлажнились, будто он собирался заплакать. Мне захотелось закричать на этих людей, воззвать к их состраданию, но у меня не получалось. Язык мой не хотел шевелиться и из звуков не складывались