в Подмосковье, где жила мать жены.
Прошло очень много лет, но боль не утихает до сих пор. Ведь маме было всего 53 года.
Отец
Мой отец Иван (Вано) Аркадьевич Саамов родился в 1900 году в городе Сигнаги. Когда ему было 12 лет, его увезли в Петербург, где тогда жила его старшая сестра Ева Аркадьевна, будучи замужем за богатым торговцем мехами. За несколько лет он в совершенстве изучил русский язык, получил первые уроки жизни.
Он позже стал известным в Грузии финансистом и еще совсем молодым человеком был назначен управляющим отделением Госбанка в городе Телави. С мамой они встретились в Сигнаги, когда она еще училась в школе. Поженились они сразу после того, как мама окончила школу.
Я отца помню лет с трех или четырех. Тогда мы жили рядом с городским рынком. Когда он шел домой, всегда покупал что-нибудь вкусное: говорил, что приходить домой с пустыми руками нельзя. Летом он обычно приносил арбуз или дыню. Мы с братом ждали его прихода, зная, что нас ждет подарок. А я почему-то кричал на всю улицу: «Смотрите, что папа принёс, он арбуз принес»!
Отец был человеком общительным, любил друзей, и было их у него много. Он мог друзьям отдать последнюю одежду или еду без всякого сожаления. Когда мы шли по городу, все с ним здоровались, относились к нему уважительно. Но на работе он был руководителем строгим и требовательным, принципиальным и, если требовалось, даже непреклонным.
Кроме основной работы, отца часто приглашали в суд в качестве эксперта-финансиста, и его заключения, как правило, ложились в основу судебных решений.
Был в его биографии и такой случай. Один сотрудник банка покончил жизнь самоубийством. Почему-то против отца выдвинули совершенно нелепое обвинение – содействие в самоубийстве (что-то в этом роде). Завели уголовное дело.
Я с отцом. Фото И. Тори
И было в нашей родной большевистской партии такое негласное правило, точнее – словоблудие: «Коммуниста нельзя судить». То есть, если против человека было возбуждено уголовное дело, независимо оттого, подтверждалось обвинение или нет, его авансом исключали из партии. Так что отца тоже исключили. Естественно, обвинение сразу же развалилось, дело закрыли, а отца пригласили в райком партии и предложили ему написать заявление о восстановлении его в партии. Отец возмутился и ответил:
– Вместо того, чтобы извиниться передо мной за необоснованные подозрения, вы хотите, чтобы я еще и заявление написал. Я разве писал вам заявление об исключении? Нет! Так что будьте любезны, исправляйте свою ошибку и восстановите меня в партии. Да, перед ним извинились, но в партии не восстановили, так как он заявления так и не написал.
Брат с отцом. Фото И. Тори
Такая принципиальность другому человеку могла стоить если не головы, то хотя бы карьеры (ведь был 1933 год!). А на служебной карьере отца это никак не отразилось. Это был редчайший случай в советское время, чтобы такой важной организацией, как Госбанк, руководил беспартийный человек,