дочери тоже простирались в совсем другой сфере. С раннего возраста она любила петь, а во втором классе начала рисовать. Ей вполне было достаточно получать минимальные баллы по основным предметам. А по профильным проблем никогда не возникало.
Может, опять какие-то проблемы с одноклассниками? Такое уже было, и этого мы с мужем боялись больше всего. Но друзья дочери ничего нам не говорили, а они первыми пойдут жаловаться, если нашего ребенка будут обижать. Она ведь ничего не скажет до самого последнего момента, когда скрывать и врать будет бесполезно.
Как только дверь закрылась, минут двадцать ни я, ни мой партнер не обращали внимания на звук, доносившийся из ванной, занимаясь своими делами: убирали посуду в мойку, проверяли сумку дочери, не забыла ли она чего, а мне нужно было одеться перед уходом на работу. Но шло время, и нас насторожило, что шум все не прекращался.
– Рина, в школу опоздаешь! Опять ругать будут, – постучал муж в дверь ванной комнаты.
Я все ещё предполагал, что Рина расстроена чем-то и не хочет нам об этом рассказывать. А водой просто заглушает свои всхлипы. Ей тринадцать, и подобное – в порядке вещей. Подростковый бунт этого возраста мы старались воспринимать как нечто само собой разумеющееся.
– Рина? – Адриан после третьей попытки достучаться до дочери начал переживать: – Тебя ребята ждут! Ты ведь не забыла?
По дороге в школу Рину обычно встречали два закадычных друга, и вместе они обсуждали уроки или сериалы. Иногда ребята давали нашей девочке списать что-то по общим предметам. По крайней мере если вопросы совпадали. Адриан стучал все настойчивее. Это насторожило уже и меня: не слышать Адриана Рина не могла, даже несмотря на шум воды. Пока муж пытался достучаться, я поправлял галстук перед зеркалом в гостиной. Привычка выверять даже самые незначительные мелочи в одежде осталась у меня с детства. Да и в жизни она мне много раз пригождалась. Опрятного вида помощник прокурора всегда в суде вызывает больше доверия, чем эдакий неряха. Последнего вообще проводят из зала суда косыми взглядами, хотя вслух ничего и не скажут. К тому же, в отличие от Адриана, мой рабочий день только начинался, и мне не хотелось опаздывать.
– Рина?! – после того как Адриан окликнул дочь уже в пятый раз, он начал не на шутку волноваться: – Эрик, где ключи? – наконец последовал вопрос.
Когда дом был приобретен, нам выдали один комплект, которого не хватило. Пришлось обращаться в мастерскую, где перепутали заказ и вместо одной копии сделали четыре. Мы хранили лишний комплект на крайний случай, ведь никто не застрахован от потери. Как же хорошо, что они у нас были! Теперь и мне пришла мысль, что Рина потеряла сознание и ей срочно нужна помощь. Такое раньше уже было, но дочь не запиралась, и удавалось купировать приступ или отвезти ее к врачу.
– Где и всегда. Посмотри в ящике.
Я сам подошел к двери в ванную:
– Рина? – все также слышался только шум воды.
Дальше все произошло столь быстро, что я даже не успел опомниться: Адриан достал ключи, открыл дверь и… Мы застыли от увиденного. Никогда бы не подумал, что мир в мгновение ока сузится до одной комнаты и происходящего в ней.
Напротив раковины стояла наша дочь. По ее рукам стекали небольшие капли крови. По испачканной красными следами раковине и россыпи темно-красных крапинок на полу мы догадались о произошедшем. От увиденного внутри все сжалось. В состоянии шока сознание выдало мысль, что у Рины начались приступы ее болезни и она, испугавшись, заперлась, не сказав нам ни слова. Но мысль быстро погасла: на краю раковины лежал канцелярский нож! Тоже весь в крови. Да и раны, насколько я успел рассмотреть, не походили на язвы или некроз.
Следом появилась идея о попытке самоубийства. Но почему? Ни я, ни моя пара и помыслить не могли о подобной попытке! Да и каков мотив? Не бывает, чтобы человек вот просто так решил уйти из жизни, каким бы пессимистом он ни был! К тому же самоубийство – это грех, и Рина это прекрасно знала…
Адриан пришел в себя от шока первым. Кинулся к дочери, перехватив изуродованные ручонки. Я сморгнул и увидел, как он быстро достал из верхнего шкафчика эластичные бинты и стал заматывать ими руки дочери, что-то тараторя.
В спешке он уронил с полки, где лежали лекарства, несколько пузырьков. Раздался звон разбитого стекла. От удара один из флаконов раскололся, отчего в нос сразу ударил кислый запах перекиси водорода, смешавшейся с кровью.
– Господи, Рина! – только и мог выдавить Адриан, убедившись, что наложил жгуты и перевязал все раны. Он крепко обнял дочь, пытаясь успокоиться сам. Мы оба не на шутку испугались. Да и готовы к подобному не были.
– Зачем? – придя в себя, я подошел к Адриану и дочери.
Мне с трудом удалось сформулировать даже этот вопрос. Уж слишком неожиданными оказались действия Рины. Дочь безразлично пожала плечами, слегка высвободившись из объятий. В эту минуту я увидел ее жуткий, немигающий взгляд и странное выражение лица. Это не была безэмоциональная маска. О нет. Эмоции в это мгновение переполняли ее худенькое тельце и неокрепшую душу! Создалось ощущение, будто нанесение ран в порядке вещей и подобное