подвиги, спать на голом полу буду, подвергну себя всевозможным ограничениям и лишениям. Наконец, вериги буду носить. И вот только тогда сокрушу себя, загашу внутренний огонь внешним огнем тяжелых лишений. А теперь что за борьба! Знаешь, что немонаху всякая борьба непродолжительна. Поэтому откладывать нечего – пойду в монахи!»
Решение это у Андрея Ивановича созрело окончательно и быстро. Через три дня он пришел к отцу Савватию с намерением не отступать от своего решения.
– Решил в монахи идти, – угрюмо сказал он, принимая благословение старца. – Благослови, отче!
Отец Савватий беззвучно пожевал губами и спокойно сказал:
– Нет! Не благословляю, – и даже не посмотрел на собеседника, а молча начал перебирать четки.
– Почему же?! – удивился тот.
– В монахи так не идут. Тут надо спокойно обдумать свое положение, оценить по достоинству принятое решение оставить мир и ясно определить: с любовью ли желаешь принять иноческий чин, для служения ли Богу без помех, или посторонние цели какие тут есть? А у Вас кипение в душе, – продолжал старец. – Говорите, что горит! Надо, стало быть, затушить внутренний пожар.
Отец Савватий замолчал. Закрыв глаза, он словно погрузился в свои мысли. А затем, тяжело вздохнув, тихо добавил, как бы рассуждая про себя:
– Значит, из огня поневоле готовы броситься куда Вам угодно…
Наступила тишина, которую нарушало лишь тяжелое дыхание Андрея Ивановича.
Это продолжалось несколько минут.
– Так нельзя! – не открывая глаз и спокойно перебирая четки, снова заговорил старец. – Примешь постриг – оттуда уже возврата нет и уклониться на сторону некуда. Сначала, по новости, как бы и забудешь все прежнее, так как надо учиться новому житию. Даже к новой одежде будешь присматриваться и по ней определять свою бедность. Подумаешь: «Вот все, что я имею, и теперь навек обречен на нищету!». Будешь размышлять о других обетах, данных тобою Христу. Но ты молод. Не успеешь навыкнуть, а вдруг огонь-то теперешний с новой силой захватит тебя и будет палить, нестерпимо палить. Теперь от огня хотите выскочить в монашество и в нем утушить жгучесть пламени. А тогда куда выскочите? Некуда! И гори, как в геенне огненной! А враг рода человеческого еще будет соблазнять благами мира сего, представляя тебе монашество просто заблуждением или твоей ошибкой. Нет! До монашества перегореть надо! – говорил старец, делая рукой неопределенный жест. – Надо успокоиться. Когда господствующее направление жизни пойдет ровно, тик-так, тик-так, вот тогда надо решаться на принятие монашества, – закончил старец и строго посмотрел на собеседника. – С огнем надо осторожно!
– Что же мне делать? – задорно возразил Заведеев. – А ну как в ожидании успокоения я совсем оставлю мысль о монашестве и останусь так? А ведь из меня, может, выйдет хороший монах. Сколько пользы церкви принес бы я! Без монашества же буду учителем семинарии и только. А в безвестности немного чего наделаешь.
– Надо же кому-нибудь и немногое