rel="nofollow" href="#n_16" type="note">[16] (в отношении яркости и откровенности посланий).
Темы, затрагиваемые в письмах, самые разнообразные[17]. В первую очередь письма отражают борьбу преп. Феодора с «михианской ересью» и иконоборчеством. В связи с последним стоит упомянуть «Письмо к своему отцу Платону о почитании священных икон». В издании ТФС оно публиковалось отдельно от общего корпуса писем – среди догматических творений. В нашем издании оно включено в состав писем под номером 57. Здесь преп. Феодор повторяет в сокращенной форме аргументы, изложенные им в «Опровержениях иконоборцев» и других произведениях[18].
Среди тем, которые затрагивает преп. Феодор, выделим вопрос об отношении к Римской кафедре и о возможности насилия или государственного принуждения в делах веры, и в особенности наказания смертью еретиков. Если путь к признанию святости преп. Феодора и его заслуг перед Церковью в Византии был отнюдь не гладким, то «совсем иначе дело обстояло на Западе. Римская курия достаточно рано предприняла рецепцию наследия Феодора и попыталась представить его в качестве одного из немногих византийских клириков, принимавших примат папства. Уже после 869–870 годов, благодаря переводам Анастасия Библиотекаря, отдельные труды и личность настоятеля Студийского монастыря стали известны на латинском Западе. При этом уже Анастасий особенно подчеркивал тот факт, что Феодор неизменно сохранял общение с папой Римским (qui cum semper in apostolicae sedis communione persisteret). Впоследствии Феодор был канонизирован Римом, что выделило его из всего лика святых, прославившихся в борьбе за иконопочитание. При этом предпринимались попытки истолковать его письменное обращение к Римской кафедре в те времена, когда он рассорился с константинопольскими патриархами, а также содержащиеся в этих письмах формулы вежливости таким образом, как если бы Феодор тем самым соглашался с приматом папства. Фактически же дело обстояло иначе, так как из его работ без труда можно понять, что он постоянно настаивал на пентархии[19]. Разумеется, он вполне отдавал себе отчет в том, что Иерусалимский, Антиохийский и Александрийский патриархаты в его время играли лишь подчиненную роль, по причине своей слабости в сомнительных случаях занимая позицию Константинопольского патриархата. Поэтому когда Феодор оказался в конфликте с константинопольскими патриархами, ему по сути дела не оставалось иного выбора, кроме как обратиться за поддержкой к Риму. Это не было связано с безусловным принятием примата папства. Идею признания Феодором примата папства с готовностью подхватили католические историки Церкви в раннее Новое время; благодаря им эту идею унаследовали и [некоторые] новейшие историки»[20] за рубежом. По словам Доброклонского, сам же «преп. Феодор Студит, выражая свое уважение к Римской кафедре, величая Римского епископа высокопарными эпитетами и обращаясь к его суду, однако был далек от того, чтобы усвоить ему верховную власть во Вселенской Церкви и желать подчинения ему восточных патриархов. Признавая установившееся старейшинство между ними, он всех их называл главами церквей,