>
Умрешь – начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица фонарь.
А. Блок.
Стихотворение, как вступление
День морозный и тоскливый;
Ветви гнутся на ветру.
Целый мир такой счастливый,
И лишь я один грущу.
Оттого ли, что заплакан
Купол неба дождевой?
Или может, что приятен
Звук минувшего, порой?
Нет, увы! Я с сожаленьем
Оборачиваюсь вдаль,
И с прикрытым восхищеньем
Всем твержу: «Как жаль! Как жаль…»
«Счастья много не бывает», –
Вот в чем дело, милый брат.
Мне зимой не нужно мая,
Я и снегу буду рад.
И любить меня не надо,
Ведь разлюбишь, как его…
Никакой, коль, нет преграды,
Значит, нету ничего.
«Нежный», «ласковый», «хороший» –
Слишком много пустоты.
Кем являлся тебе в прошлом,
Тем мне вскоре станешь ты.
Я не твой, увы, любимый,
Как бы не было мне жаль.
Мир… – он сер, такой тоскливый,
И вокруг печаль… печаль…
К А Р Т И Н А П Е Р В А Я
ГЛАВА ПЕРВАЯ
НОЧЬ
(Мы любим не тех)
Fare thee well! and if for ever
Still for ever, fare thee well.
Byron
«Мне очень приятно, дорогая Ирина, прочесть сообщение, в котором вы интересуетесь, почему я вас игнорирую, почему больше не пишу, почему больше не желаю и не намекаю о встрече. Здесь нет никакого секрета и, тем более, тайны, – все до банального просто: вам, как и вашей подруге при первой и, кажется, последней нашей встрече своим поведением, нелепыми рассказами и неоправданной алкогольной эйфорией дал ясно понять, что все это изначально было глупостью, радостной ошибкой, приятной минутной увлеченностью.
Давайте начну сначала, и вы решите, хочу ли я уйти от ответственности за желание полюбить вас, или ответственным желаю стать за ваши беды и прочие огорчение, которые пришлось вынести вам по причине – увы! – той же. Не наше – мое знакомство с вами завязалось ровно три месяца назад. С вашей подругой Викторией, и по совместительству – моей бывшей одноклассницей – после четырех лет полного неведенья – начали, неизвестно почему, тесно общаться, хоть в школе подобного не наблюдалось, и, кажется, стали с тех пор хорошими друг для друга приятелями. После четырех лет она стала значительно красивей и женственней, чем была до этого, в школе. Она стала желанней и возможной, но только, признаться честно, не для меня. Не подумайте неправильно, дело исключительно во мне, – вовсе не в ней. Да, я всячески ее обхаживал, я всячески (по поводу, и без) делал различные комплименты, но на нее смотрел исключительно, как на друга, – ничего большего. Помнится случай, когда на пару хорошенечко набрались, и ей опасно было возвращаться домой, и тогда я отвел ее к себе. Вы можете думать о всяком (надеюсь, вы понимаете, намеки?) ведь о чем только не думают в подобном состоянии люди, слегка пригубившие, но вынужден вас огорчить, – вы ошибаетесь; вместо различных фривольностей, я уложил ее на кровать, взбил подушку, укрыл легким одеялом, и… все. Все! Верится с трудом, но это действительно так. Ничего другого не было, и быть не могло. Возможно, она на что надеялась, – не знаю, за нее говорить не приходиться, – но с ней так легко, свободно и предательски я не мог, и главное, не хотел поступать. На следующее утро, она, разумеется, ничего не помнила, и я ей ничего не сказал; ей стало стыдно за свое поведение, но вместе с этой стыдобой взросла небывалая гордость, и оправданное уважение к моей персоне, что не может меня, как человека не слишком яркой репутации, не радовать. Только тогда, и только в тот момент осознала, что из некогда распущенного и свободолюбивого мальчика, оканчивающего школу, вырос настоящий мужчина, по зубам которому все тяготы жизни и взрослые дьявольские искушения.
Я, извините, немного отвлекся, но вы должны меня простить: я специально иду по порядку и издалека, дабы быть пред вами честным, чтобы вы имели хоть малейшее представление о том, что человек, не понравившийся вам изначально, не так уж и плох, и он имеет все основания любить, и вами быть любим.
Встречаться после того случая стали мы еще чаще, и в один из таких вечеров, будучи в компании алкоголя, она заметила, что раньше подобным пристрастием к спиртному не отличался, и было время, –