еще прибавь ношение и наверняка применение холодного орудия. – Сухомлинов выразительно похлопал себя по карману, где лежал злосчастный вентиль.
– Никого я не грабил! – вступился я за себя. – И не было у меня оружия! Я гулял!
– Хорошо так погулял! У одного пожилого ветерана войны вообще от этих фокусов инфаркт случился! – хмыкнул Усы Подковой.
– Не ваших ли рук, пардон, сисек дело?! – саркастично уточнил старлей, и все засмеялись.
– А умер ветеран-то? – с преувеличенной серьезностью спросил Сухомлинов. – Если умер – так на тебе еще и убийство! На полжизни, хлопчик, в колонию загремишь!
– Так что если совсем по-честному, – благодушно улыбнулся старлей, – влип ты, парень, по самое не хочу!
Нет, я понимал, что менты больше шутят и запугивают, но даже разделив эти шуточные угрозы на десять, в остатке я получал серьезные неприятности.
– Как твоя фамилия? – Старлей раскрыл планшетку.
– Иванов… – буркнул я.
– Фамилия? – строго переспросил он.
– Петров…
– В третий раз Сидоровым назовется! – возмутился Сухомлинов.
– Выступает… – произнес торжественным дикторским голосом Усы Подковой, – сионист Пидоров! Извиняюсь, пианист Сидоров!
Салон «пятерки» сотрясло от хохота. Старлей поглядел на меня с хитрой улыбкой:
– Я ведь так и запишу, что «Пидоров». Я не шучу, потом в документах и останется. Вот я тебя сейчас как отвезу в следственный изолятор, проще говоря, в тюрьму, а там с такой-то фамилией – ого-го!..
Водила снова захрюкал, прикрываясь рукавом.
– Лучше сразу настоящую называй… – продолжал старлей. – Что? Пидоров писать? – Он занес ручку. – Ладно, пишу… Пи…до…
– Рымбаев, – поспешно признался я. Конечно, я не был настолько наивным, чтобы поверить, что человека можно так запросто отвезти в тюрьму или записать Пидоровым. Я бы все равно, чуть покуражившись, назвал свою настоящую фамилию. Я только лишний раз поразился, каким простейшим способом меня вынудили говорить правду.
– Рымбаев, – записал старлей. – Чурка, что ли? Шучу… Имя-отчество?
– Герман Александрович.
– Александрович… Год рождения? Домашний адрес? Номер школы? – один за другим сыпались вопросы. Я неохотно отвечал и глядел, как подвешенный к зеркалу на лобовом стекле дергается крохотный скелет-висельник.
Узнав необходимое, старлей захлопнул планшетку и бросил ее в бардачок.
– Ну и куда вы меня везете? – поинтересовался я.
– Насчет тюрьмы – это, разумеется, шутка. А вот в детскую комнату милиции доставить тебя придется. Ну что, Герман, – он усмехнулся, – ты рад? – И менты заливисто расхохотались. Я понял, что они заранее знали, куда меня везти, только издевались.
– А ты что думал, – похлопал меня по плечу Усы Подковой, – в следственный изолятор повезем? Нет, брат, у тебя дело серьезное. – Он подмигнул. – С особым цинизмом. Такими рецидивистами у нас исключительно