Константин Лопушанский

Сквозь черное стекло


Скачать книгу

от стола к столу, приветствуя друг друга. Многие офицеры в военной форме.

      Евлахов идет между столиков, высматривая кого-то, при этом непрерывно кивая, здороваясь. Ему улыбаются, особенно дамы, похоже, он популярен в этих кругах.

      За одним из столиков сидят три дамы. Одна из них тихо говорит соседке:

      – Посмотри налево, только не оборачивайся.

      – А кто там?

      – Евлахов.

      – Евлахов? – дама не выдержав, все-таки оглядывается.

      К Евлахову подходит пожилая дама:

      – Как ваше здоровье, Николай Павлович? – спрашивает она. – Мне сказали, что вы не едете на гастроли в Германию.

      – Возможно. Еще не решил, Ольга Карловна. – отвечает он, продолжая отыскивать взглядом кого-то.

      – Берегите себя, дорогой вы наш, – говорит она ему вслед.

      Какая-то девица подходит к нему, жеманно покачивая головкой, протягивает альбом для автографа.

      В соседнем зале, где идет игра в бильярд, Евлахов, наконец, замечает того, кого искал. Это невысокий коренастый человек, в морском кителе, без знаков различия. Одинцов.

      Одинцов тоже замечает Евлахова, прерывает игру, что-то говорит партнеру, перекатывая папироску во рту, и направляется к Николаю Павловичу.

      – Я думал вы уже не придете, – говорит Одинцов, подходя к Евлахову.

      – В театре задержался. Извините…

      Они идут молча через зал, направляясь к выходу.

      СЦЕНА 9. УЛИЦА ВОЗЛЕ ПОДВАЛЬНОГО ПОМЕЩЕНИЯ. ВЫБОРГ. ДЕНЬ. ЗИМА. 1922 г.

      Одинцов и Евлахов идут по узкой безлюдной улице, сворачивают во двор.

      СЦЕНА 9А. ПОДВАЛЬНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ. ВЫБОРГ. ДЕНЬ. ЗИМА. 1922 г.

      Они спускаются в подвальное помещение, идут по коридору, подходят к железной двери. Она не заперта. Там, за дверью, в глубине комнаты горит голая лампа, стены, пол, заставлены какими-то мешками, чемоданами. Похоже на вещевой склад.

      Навстречу им из темноты выходит невысокий паренек в кожаном фартуке и кепке.

      – Выйди, – коротко командует пареньку Одинцов.

      Тот послушно направляется к выходу. Закрывает за собой плотно дверь.

      Между тем, Одинцов развязывает большой мешок и достает оттуда комиссарскую кожанку, сильно потертую, с растрескавшимися обшлагами рукавов. Протягивает ее Евлахову:

      – Настоящая, Николай Павлович. Как и просили.

      Евлахов придирчиво осматривает ее, подносит близко к лицу, почти принюхивается. Снова осматривает.

      – Ладно. Беру… – наконец говорит он. – Когда револьвер достанете, наган?

      – Да, Бог с вами, Николай Павлович! Тут этих наганов – бери не хочу. Сколько угодно. Чего через границу тащить? А? Где разница?

      – Разница есть. Рука. – Евлахов помолчал и добавил тихо, – рука, она метал чувствует, помнит. Пот, кровь. Особенно, если металлом этим. стольких людей.

      – Как скажете. Мне что. Мне денег ваших жалко. Через границу – раз в десять дороже будет.

      – Знаю. – Евлахов отсчитывает деньги за кожанку. – Вот, кстати, возьмите.

      Одинцов берет деньги,