Язык его пропавшей жены. Александр Трапезников

дело, испортятся. Потом и за два не возьмет. Только по полтора. У меня тож вся машина ими забита. А куда девать? А полицаи за них.

      – И гауляйтер. И наместник Кремля, только своим в доску прикидывается. А сам за зверей стоит. По два! Ишь чего захотели! Да я удавлюсь скорее.

      – И удавишься. Все мы скоро сами собой удавимся. От такой жизни.

      Велемир смекнул, что это те самые транзитные, из Чебоксар. Только среди голых тел никто никого, конечно же, не узнавал. Да и пьяные вчера все были в полный дребадан. Кто кого запомнит? Но на всякий случай Велемир пересел от транзитных подальше. Тут, среди трех мужиков, тоже шел интересный и продуктивный разговор.

      – …Куры несутся, как очумелые, – гудел один из них. – Просто ничего не могу понять, никогда такого не было. И ведь главное – петуха-то нет, зарезали еще в прошлом годе. А как вышло? Люба моя помирать собралась, грит, хочу супчика из петушиных потрошков, напоследок, ну я и тюкнул топором.

      – Кого? Ее, что ли?

      – Зачем ее? Она оклемалась. А петушка-то я уже тюкнул. А куры уже год как несутся и несутся. Со скоростью пять яиц в ночь. Без петуха. И яйца все какие-то в крапинку, как перепелиные.

      – Слышь, а ты часом сам по ночам в курятник не бегаешь?

      Раздался хохот. Потом один из них произнес:

      – Это знак. Так, сказывают, перед большими бедствиями бывает. А еще белая вдова ходит. Сейчас ее тоже видели.

      – Брось заливать-то.

      – Не, ходит.

      – Та, что ли, старуха с кладбища?

      Вот на этих-то словах о кладбище Велемир и навострил ушки.

      – Она и по городу ночью бродить стала, – продолжил один из мужиков. – Иной раз и в окна постукивает. Будто зовет куда-то кого-то. Покойного мужа, что ли? Ну, того, который утоп.