дружески улыбнулся Аннушке, поплотнее прикрыл дверь кабинета дежурного врача и, бросив взгляд на пустой коридор, быстрым шагом устремился к лестнице, а там и вовсе дал себе волю и легко, словно юноша, преодолел подъем на четвертый этаж.
Дверь в сорок пятую палату была распахнута во всю ширину, из нее в полутемный коридор, где горели через одну лампочки дежурного освещения, мягко лился дневной свет. Голубничий и Гаврилова сидели на стульях около кровати и, услышав шаги Померанцева, одновременно обернулись к двери, вскочили и заговорили дуэтом:
– Иван Петрович, здравствуйте! Мы вас так ждем!
– Здравствуйте, здравствуйте, друзья мои! – приветливо и успокоительно помахал рукой Померанцев. – Ну, чем порадуете старика? Как наш большой? Небось отжимание от пола уже делает?
Померанцев ощутил, как от его шутки молодым коллегам сделалось гораздо спокойнее.
– Иван Петрович, как хорошо, что вы здесь! – облегченно выдохнула Лена Гаврилова. – Доброе утро!
– Доброе, доброе, – задумчиво ответил Померанцев, устремляя взгляд на лицо лежащего на больничной койке пациента.
«Глаза закрыты, все как всегда», – отметил про себя Иван Петрович и спросил:
– Пока я ехал, он размыкал веки еще раз? Какой сейчас пульс? Попытка пошевелиться, заговорить была?
Гаврилова оглянулась на Голубничего. Лицо Виктора возвещало граду и миру лишь о навалившейся на него усталости. Видимо, решив, что от коллеги сейчас мало проку, Елена принялась рассказывать сама:
– Иван Петрович, пульс, честно говоря, я ему не мерила. Виктор до этого насчитал около сорока ударов. Глаза Кар-пунцов открывал еще раз. Причем зрачки у него бегали по стенам, по потолку, потом… по мне, по моему лицу, – смутилась Гаврилова.
– Ну это как раз неудивительно! – решил подбодрить коллегу Померанцев. – Молодая женщина, да еще такая привлекательная! Представляете, открыть глаза через шестнадцать лет с гаком и сразу увидеть такую красоту! Вы же первая женщина, которую он увидел!
– Вторая, – подал голос Виктор, – первой Анна Мефодьевна была.
– Ну, Анну Мефодьевну наш подопечный от эйфории пробуждения мог и не заметить. Ладно, друзья, давайте теперь серьезно. – Померанцев присел на краешек кровати и нащупал пульс пациента. – Сорок четыре. А было тридцать семь. Чуть больше стало. Главное, нет возврата к прежним значениям. Значит, процесс стал необратимым. Он действительно просыпается. Нужно постоянное наблюдение. У Анны Мефодьевны дежурство закончилось?
– Нет, ее же ночью не было. Утром пришла и сразу отправилась кормить Сорок пятого… Ой, простите, сорвалось с языка, – смутился Голубничий.
– Да уж, Виктор, отвыкайте от этой вашей терминологии. Еще, не дай Бог, сорвется с языка сие прозвище при пациенте, совсем нехорошо получится. Запоминайте: Алексей, Карпунцов Алексей Васильевич. Но думаю, можно будет без отчества.
– Иван Петрович, – Лена Гаврилова задумчиво покусывала губы, – а почему без отчества?