Веревку на дерево цепляют, – лениво ответил тот.
– Какого хрена?
– Да так, – пожала Гринчук плечами, – не в тюрьму же тебя вести.
Михаил отобрал у Братка веревку, и метнул ее вверх. Веревка перелетела через ветку, и Громов явственно увидел петлю, качающуюся в трех метрах над дорогой.
– Вы че, совсем охренели? – недоверчиво спросил Громов.
– Не совсем.
– Вас же за это посадят…
– Ну, это еще надо будет доказать… – протянул Гринчук. – А гостей ты завтра утром – развлечешь. Они не любят торговцев наркотиками.
Громов дернулся.
– Не было же у меня никаких наркотиков, не было! – закричал он. – Это же вы подсунули, суки! Вон летеха твой и подсунул.
В то, что его будут вешать, Громов поверил сразу. И в то, что эти странные отмороженные менты могут это сделать, он тоже поверил. Страх и обида. Обида и страх.
– Не мои это наркотики! Не мои!
– Знаю, – сказал спокойно Гринчук.
От такой наглости охранник задохнулся.
К машине подошел Браток, открыл багажник и достал табуретку. Обычную деревянную табуретку. Потом отнес ее к петле и поставил под ней.
– Не делай этого, подполковник, – простонал Громов. – Слышь, не делай. Ты же знаешь, что это не мои наркотики.
– Знаю, – ответил Гринчук. – а чего же ты тогда побежал?
– Я? Это…
– В туалет захотел, – подсказал Гринчук.
Громов снова дернулся и застонал.
– Молчишь, – констатировал Зеленый и вышел из машины. Подошли Браток и Михаил, молча вытащили Громова, подтащили к табурету. Водрузили охранника на него. Только почувствовав на шее петлю, Громов преодолел ступор, рванулся и захрипел, когда веревка пережала горло.
– Плохо? – спросил Гринчук.
Громов закашлялся.
– Плохо. А теперь представь, что бы с тобой сделал Чайкин, если бы узнал, что ты трахаешь его тринадцатилетнюю дочь?
– Так это из-за нее? – изумился Громов. – Да она сама… Я ведь не первый у нее… она знаешь, как ко мне…
– И это продолжается уже почти год, – сказал Гринчук.
– Ну и что? Что здесь такого? Я ведь не сильничал, мы…
– По любви, – сказал Гринчук.
– По любви, ага, по любви, – зачастил охранник. – Я бы…
– Женился бы, если бы папа разрешил?
– Женился бы, святой истинный крест – женился бы… – слезы потекли по лицу Громова.
Он уже и сам искренне верил, что любил эту Милу, что мечтал жениться на ней. И теперь ему нужно было только уговорить этого мента.
– Поверь… те, правда…
– Как в польском кино «Сара», – сказал Гринчук. – Благородный телохранитель и настойчивая влюбленная дочь мафиози. А деньги ты из нее тянул тоже по любви?
Откуда он это знает? Откуда? Громов почувствовал, что задыхается, и не мог понять, от веревки или от страха.
– Ты тянул из нее деньги. Девчонке было приятно, что ее любит такой сильный и взрослый мужик. Смелый. А мужик этот тянул из нее бабки, как последний альфонс.