надо зарабатывать деньги самим, и ты можешь их добывать своим трудом, а я могу только тебе помогать, чтобы ты не отвлекалась от работы.
КАРОЛИНА. – Какой ты добрый, Грибуйль! А знаешь, ты будешь очень полезным и у тебя очень хорошие мысли.
– Правда! – сказал Грибуйль, краснея от счастья, – я буду тебе полезен? Я ужасно, ужасно счастлив! Только попрошу тебя, говори каждое утро, что делать, и я буду выполнять… О! Вот увидишь, как точно я буду выполнять твои указания.
И Грибуйль тут же принялся за работу, взяв метлу и принявшись подметать дом, чего не делалось уже в течение двух дней. Он наполнил кувшины свежей водой, набрал в огороде овощей для вечернего супа, помыл их, почистил и аккуратно разложил возле плиты, где они должны были вариться, а затем занялся дровами для печки. Каролина в это время приводила в порядок вещи, служившие матери, убирала белье и откладывала в сторону то, что нуждалось в стирке и починке.
Так закончился день: грустно, но без уныния. Усталость прошедшего дня потребовала спокойного и долгого ночного отдыха. Проснувшись, Каролина услышала, как прозвонило семь часов; испуганная столь продолжительным сном, она соскочила со постели, произнесла короткую молитву, наскоро оделась и пошла будить брата, который еще глубоко спал.
– Просыпайся, Грибуйль – сказала она, целуя его, – уже поздно, очень поздно. Пора за работу!
Грибуйль протер глаза, попытался сесть, опять упал и заснул.
Каролина ласково смотрела на него.
– Бедный мальчик! Дать ему поспать? Разбудить?.. Он устал, он еще маленький… Приучать ли его превозмогать усталость и сонливость или же дать ему отдых, в котором он так несомненно нуждается… Что делать? Мама, подскажите…
Пока Каролина то протягивала, то убирала руку, не решаясь коснуться Грибуйля, он приоткрыл глаза и сказал едва внятным голосом:
– Оставь меня… мне надо поспать.
– Спи, бедный братец, – тихонько сказала Каролина, запечатлев поцелуй на его лбу. – Спи, а я пока пойду в церковь молить Бога за нас и за матушку.
Каролина имела привычку слушать мессу каждое утро; в этот раз служба уже закончилась, церковь была пуста. Каролина преклонила колени перед алтарем и от всего сердца молилась за мать, за брата и за себя. Вернувшись домой, она застала Грибуйля в момент пробуждения и принялась готовить скромный завтрак, пока он умывался и одевался.
КАРОЛИНА. – Ты помолился, как делал это при жизни мамы, Грибуйль?
ГРИБУЙЛЬ. – Нет, забыл.
КАРОЛИНА. – Иди сюда, братец; помолимся вместе возле постели матушки, как обычно.
ГРИБУЙЛЬ. – Почему возле ее постели, раз ее там больше нет, ведь она нас больше не слышит?
КАРОЛИНА. – Из уважения к ее памяти, братец; ее больше нет там, но ее душа с нами; она видит и слышит нас; она молится за нас и с нами.
ГРИБУЙЛЬ. – Как ее душа может быть здесь, раз я ее не вижу?
КАРОЛИНА. – А ветер ты видишь? А мысль ты видишь?
ГРИБУЙЛЬ. – Нет.
КАРОЛИНА. – А между тем ветер дует и мысль