выплеск эмоций после протяжённого звяканья колокольчика. Мирон всех перекричал и потребовал опустить его вниз до вечера. Он не решил, пойдёт ли искать его или будет ждать у входа в грот, взвесит возможные исходы в подъёмнике, а к Сильвину гномы не безразлично отнеслись и радушно пригласили его выпить пива и чего покрепче. Прогнать потрясение, не дать душевной ране осесть глубоко в памяти и стать кошмаром на всю жизнь.
Одному пользоваться подъёмником было очень грустно. Спуск длился вечность. И за это время он больше любого узника корил себя, сожалел о случившемся и так и не придумал что делать. Подъёмник стукнулся оземь ещё жёстче, чем в прошлый раз. Мирон открыл решётку, вышел, просто стоял в пустой пещере. Его надежды, что Арон вот-вот появится, рушились каждую секунду и зарождались в следующую. Обойдя вокруг ящика подъёмника, Мирон покинул грот. Пока привыкали глаза к свету, думал. Решил вернуться к тому месту.
Мысли об Ароне словно поглотили душу мнимого дедушки и расщепляли в желудочном соке. Мирон пытался справиться с собой и размышлять логически. «Парнишка не пропадёт, всё-таки не дуралеем вырастили, а толковым». И всё же переживать о близком – это высшей степени мучение!
Там так же неизменно лежал колдун. Но подле него трава истоптана настолько, что Мирон заметил изменения после своего недавнего пребывания здесь. Он поплутал неподалёку и обнаружил, что от этого места ведут две протоптанные полоски травы в разные стороны и еле заметные отпечатки сапог на земле. Ещё он различил следы впившихся в землю когтей, волчих, шерсть, и обрывающиеся следы парнокопытного, должно быть, лося.
Не похоже, чтобы Арон бродил один, он кого-то встр Не похоже, чтобы Арон бродил один, он кого-то встретил, рассуждал Мирон. «Он испуган. Я столько рассказывал ему про зверей и совсем не говорил про чудовищ».
Мирон собрал валяющиеся неподалёку ветки, Мирон собрал валяющиеся неподалёку ветки, с наступлением сумерек развёл костёр под навесом крупной ели. Рядом с этой елью Арон с Сильвином целились и стреляли. Кругом тишина, луна всей площадью освещала поляну, костёр потрескивал, приятно пах, а в голове стоял звон. Пару раз Мирон ловил себя на том, что засыпал, и бодрился, вскоре снова задремал и уснул перед костерком, опершись спиной о ствол ели, а в руках держа лук со стрелой наготове.
Проснулся от тряски и знакомого голоса. Спросонья перепугался, ясность ума пробилось сквозь тревожные сны как солнце сквозь тучи, сперва подумал, что Арон, но нет – Фигли.
– Ах, это ты, старина, – прохрипел Мирон и поднялся.
– Да, я. Полночи не спал, вас всё нет и нет, ну, думаю, к полудню не явятся – придётся идти искать обоих.
– Поэтому топор прихватил?
– Да, ещё деньжат и малость сухарей и пряников.
И Фигли хлопнул по мешочку на поясе, другой рукой помахал своим топором, мощной секирой, такой, что то И Фигли хлопнул по мешочку на поясе, другой рукой помахал своим топором, мощной секирой, такой, что