кивок головы, снова выдох и я влила ей стопку в губы – и – следом – воды.
Катя закашлялась, задохнулась, уткнулась мне в руку и снова заплакала.
– Да твою дивизию! – в сложные времена у меня прорывались грубые поговорочки – Кать!
Что-то надламывалось во мне:
– Кать, вот на кой… так поступаешь? "Четыре денёчка – четыре денёчка"! Нет, ну нафига?
Она подняла на меня глаза и я ощутила укол стыда, за свой повышенный голос и волнение.
– Ладно – пошла я на попятный – Поешь давай. И спать.
– А ты разбудишь меня? Мне к трем часам…
Я заткнула ей рот кусочком отрезанного мяса:
– Ешь давай. Меньше букв. Посмотрим еще, что там будет. Хоть бы крыша у вашего павильона рухнула!
Я кормила её как маленькую – с вилки.
Когда она заснула, я размяла и промассажировала ей ноги. Стерла пот, протерла под коленками и на сгибе локтя уксусом. Сделала укол снотворного – она лишь дернулась слегка.
И уснула рядом – уснула с одной мыслью: "всё, наигрались". Утром я планировала вколоть второй укол и пусть она выспит свою болезнь. Никуда не поедет.
Меня разбудил звонок.
Потом – острая боль в затекших руках и ногах.
Покосилась на Катю, схватила трубку и шепотом: "Да? Вы уверенны, что хотите звонить именно сюда..?"
Надеюсь, Катерина не проснется. Потому что если проснется… прибью звонящего.
– … может не приезжать.
– Что?! – последние слова вернули в реальность.
– Может не приезжать. – повторил знакомый голос. Кошусь на определитель номера: студия – Пусть лечится. Дома остаётся. Сегодня точно, что по завтра – пока не знаю, позже позвоню.
– … а… что случилось?
– Балка у нас треснула. Угроза обрушения свода. Хорошо, что утром рано, не было ещё никого.
Нажимаю "отбой", откидываю трубку трубку на диван.
Щеки Кати розовели, дыхание ровное. Кутается во сне – знобит, видимо.
Подошла, положила руку на лоб – влажная, горячая. Напрасно думают, что при температуре нужно кутаться в кокон теплых одежек. Нет, пот надо смывать, чтобы он не отравлял организм дальше.
– Ну что, хорошая моя, – шепчу – Повезло твоим документам. И тебе тоже повезло! Ты бы расстроилась. Но я больше такого не допущу. Нет, нет и НЕТ.
Я осторожно распеленала её из одеял, набрала второй шприц снотворного, вколола. Махровой мокрой простынёй обтерла пот. Маленькая моя, хрупкая, драгоценная. Намочила губку уксусом – снова протерла вены, лоб.
Легла рядом.
Обняла, чуть укачивая, шептала:
– Слышишь, я больше не дам тебе вредить самой себе! Просто не позволю. А у тебя дури не хватит перехитрить меня. Так-то! Ты даже не представляешь, на что я способна.
Проснулась, почувствовав на себе взгляд: Катя держала меня в кольце рук, смотрела насмешливо и спокойно:
– Ну, и который сейчас час?
– … а ты уже не огненная, а просто тёплая. Хорошо!
– Лера, ну а как же съемки?
– Съемки… нет у тебя сегодня съемок.
– Это я уже поняла…
– Нет, не так поняла. Не по твоей причине