деликатно отвечает Эмма.
– То есть вы хотите сказать, что я толстая?!
Продавщица на такие замечания уверенно божится «ну, что вы?» и несет сорок восьмой размер, превращая покупательницу в сосиску, вернее в счастливую сосиску.
Эмму раздражали студентки, которые могли занимать примерочные часами, фотографируя свои луки и отправляя их в соцсети с опросом «что лучше купить?». И ее раздражали мамаши с маленькими детьми. Малыши играли в прятки, верещали и сбрасывали вещи на пол.
Но вскоре дело пошло легче, когда девушка научилась абстрагироваться и наловчилась тайно писать стихи во время смены. За что Эмма рьяно боролась – это за свою «трехэтажную» прическу и широкие стрелки. Ангелина пару недель ворчала и грозилась увольнением, а потом махнула рукой.
Так и осталась моя Пиковая Дама с красной помадой на пухлых губах возле меня. Я слушал ее откровенные разговоры с другими девушками, наблюдал непосильные попытки быть вежливой и оставался почитателем ее таланта, особенно этих строк:
Ты – моя слабость. Молчанье невпопад.
Я все еще жду твои шаги.
Мне холодно, руки дрожат.
Пытаюсь разжечь любви угольки.
Эмма больше никогда не называла меня страшилкой, как в тот первый день. Каждое утро она останавливалась возле меня и делала деми-плие, а потом заливисто хохотала. И этот молодой смех я любил больше всего на свете и ждал с нетерпением наступление утра.
У Эммы был глубокий с хрипотцой голос, отличный для исполнения джаза. Бабушка, учительница в музыкальной школе, познакомила внучку с песнями Билли Холидей и Ареты Франклин. Женщина садилась за пианино, брала девочку на колени и виртуозно играла. Эмма слегка прикасалась к запястьям бабушки и наслаждалась быстрыми движениями рук по клавишам.
Первое воспоминание девушки такое. Бабушка, тогда еще сорокапятилетняя женщина с тонкой талией и волнистыми русыми волосами, ставит пластинку в проигрыватель. В комнату врывается спокойный голос Эллы Фицджеральд. «Summertime». Эмма не понимает слов, но чувствует, как расслабляется тело и радостью наполняется все пространство вокруг.
Бабушка медленно танцует с закрытыми глазами, такая молодая и красивая. Она могла бы стать звездой с ее потрясающими голосом и внешностью, но джаз нынче не в моде. В шкафу стоит кассетный магнитофон и даже есть маленькая плоская коробочка СD-проигрывателя, подарок благодарного выпускника, но бабушка предпочитает старый проигрыватель. На журнальном столике аккуратной стопочкой лежат пластинки в разноцветных обложках. Эмма обожает их рассматривать, особенно фотографии Сары Вон и Рэя Чарльза.
– Джаз – это не стиль, это настроение. Слушая его, ты будто падаешь в бездну наслаждения. Хочешь веселись, хочешь грусти, но не будь равнодушной, – говорила бабушка и ее глаза затуманивались. Она представляла себя в вечернем шелковом платье в ночном клубе где-то на Манхэттене. Стоит в лучах света, перед ней микрофон на стойке. Можно закрыть глаза и полностью отдаться музыке. А на