вишь ты, извести решила! И это невзирая на то, что я жду малыша! Через тебя, голубь мой ясный! Выброси то, чем Смирниха тебе шею огрузила, и коли любишь меня, впредь ничего от неё не бери!
– Но помилуй, Милица, душа моя! Слыханное ли дело образок-то выбрасывать? Святая же вещь! – сжав в руке старухин подарок, прошептал Лукьян.
– Да ты посмотри на него внимательно! Какой же это образок? Монета продырявленная, заговорённая мне на погибель! Иди, Лукьян, не мешкай! Избавься от неё, да поскорее возвращайся. А лучше всего в землю закопай – так вернее будет.
Смотрит Лукьян на образок, щупает, диву даётся: был образок, а стала обыкновенная стёртая до дыры монета. Вышел он во двор, и думает про Смирниху: неужто и правда сын старухи вздыхал по его Милице? Ну так немудрено: по ней все парни, что с той, что с другой стороны реки с ума сходили! – с этими мыслями он, гордый тем, что красавица досталась именно ему, зашвырнул монетку в заросли чертополоха.
Мертвец
Спал Лукьян плохо. Чудилось ему, что кто-то плачет в ночи. Откроет он глаза, привстанет с подушек, всё тихо. Только заснёт, снова слышен плач.
Рядом спала жена: волосы рассыпались по подушке, красиво обрамляя по-детски безмятежное лицо, лунный свет падал на округлившиеся изгибы тела, прикрытого тонким лоскутным одеялом.
«Звёздочка моя, – подумал Лукьян. – Никому тебя в обиду не дам». Утром, не мешкая, решил он пойти прямо к Смирнихе и взыскать с неё за то, что козни строит. С этими мыслями он наконец уснул и оказался в том самом дне, когда Милица стала его женой пред Богом и людьми. Гостей было много, как званых, так и незваных: всем было любопытно взглянуть на невесту, слава о красоте которой распространилась далеко за границы села. Но более всего гостям интересно было взглянуть на избранника красавицы, которая предпочла его другим женихам, среди которых были много богаче и почти все были знатнее. Лукьяну было не по себе – на него глазели, шептались и посмеивались над его шляпой, купленной специально по этому случаю за немалые деньги.
Среди любопытствующих Лукьян отметил странного мужчину, который выделялся на фоне прочей публики. На голове его был приметный убор, напоминавший греческую скуфью, и остальная одежда была чужеземная и такая грязная, какая бывает лишь у тех, кто живёт под открытым небом. Плащ его выцвел от солнца и снега, видавшие виды сапоги потрескались в нескольких местах. Незнакомец был словно весь покрыт пылью, даже лицо и борода его были в пыли. Но самым поразительным были глаза. Они выглядели выцветшими, словно незрячими и неподвижными, как у слепца. Было совсем непонятно, куда они смотрят, и видят ли.
– Кто это? – спросил Лукьян у Милицы, сидевшей рядом с ним в украшенной цветами повозке.
– Как кто? – звонко засмеялась новоиспечённая жена. – Это суженый мой!
– Как это? – не поверил ушам Лукьян. – А я тогда кто?
Милица молчала, лицо было закрыто свадебным платом, который колыхался от беззвучного смеха.
Лукьян схватил руку жены и с силой