климата. Все это говорит о том, что данная территория – особая часть света, не Европа, не Азия, а Евразия, население которой неоднородно и принадлежит к различным расам, однако существует целая цепь переходных звеньев антропологических типов.
Н.С. Трубецкой, в частности, последовательно доказывает, что Россия-Евразия географически и антропологически представляет собой единое целое, а значит, государственное объединение Евразии – историческая необходимость, способ же этого объединения подсказывает сама природа. Традиционно путями сообщения могли служить только реки и степи, но «система степей» соединяла запад с востоком, значит, «объединить всю Евразию могло только государство, овладевшее всей системой степи»[16]. Кто владеет степью – тот владеет всем. Это удалось сделать Чингисхану. Объединение Евразии явилось делом созидательным, так как было органично природе, а объединение Азии – разрушительным, так как ни Китай, ни Персия вовсе не нуждались в каком-то внешнем государственном объединении, будучи самостоятельными в национально-государственном и культурном отношении. Только в Евразии Чингисхану удалось создать органичное государственно-политическое образование, не отчуждаемое естественной природно-географической средой.
Отметим, что другая прозападная мифологема, которую разрушает евразийская концепция – это оценка деятельности и личности Чингисхана в русской истории. Необходимо подчеркнуть, что эта точка зрения резко не совпадает с крайне негативной и тенденциозной оценкой, которая дана в официальной российской и советской историографии. Рассматривая идеологические принципы империи Чингисхана и определяя сущность его государственной системы, евразийцы стремились «уничтожить то совершенно неправильное представление о Чингисхане как о простом поработителе, завоевателе и разрушителе, которое создалось в исторических учебниках и руководствах главным образом под влиянием одностороннего и тенденциозного отношения к нему современных ему летописцев, представителей разных завоеванных им оседлых государств. Нет, Чингисхан был носителем большой и положительной идеи, и в деятельности его стремление к созиданию и организации преобладало над стремлением к разрушению»[17].
С точки зрения евразийцев, Чингисхан был не только великим завоевателем, но и великим организатором. И как всякий крупный государственный деятель, он руководствовался не только сиюминутными интересами, но и высшими принципами и законами, которые представляли собой достаточно стройную систему. По мнению Н.С. Трубецкого, Чингисхан как типичный представитель туранского этнопсихологического типа едва ли мог самостоятельно сформулировать главные принципы своей государственной системы, но он чувствовал их интуитивно и все его действия логично вытекали из этого.
Прежде всего, к своим подчиненным, начиная с высших чинов и кончая простым воином, он предъявлял строгие нравственные требования.