труженицу, ходившую и перед плугом, и перед телегой да санями. Потрепал по холке, погладил, надел уздечку – а то товарищи верёвкой потянут – повёл за ворота, привязал ко второй телеге.
К первой уже были привязаны коровы. Телёнок жался к матери, искал тёплое вымя. Дитё – оно и есть дитё. Мама рядом, значит всё в порядке. Разлучат теперь с мамой, поставят в общее стойло, не знамо – убранное ли, нет ли, на жиденькое колхозное пойло, а то вовсе прирежут.
Илья Иванович надевал узду на своего верного друга, тихонько что-то наговаривая ему, поглаживая длинную гриву. Серко́, стройный красавец, сильный, трепетный, чувствовал тревогу и вёл себя, как перед походом. Приплясывал, дул большими ноздрями в лицо хозяину. Прадед его носил деда Ивана воевать против турок, отец бывал в походах, и сам он не раз уходил с хозяином служить. Егор, когда маленький был, всё понять не мог, пошто это белых коней серыми зовут. Теперь вот глядел, как отец обнимает Серка́, гладит мощные скулы и ведёт за ворота. Никогда таких бабьих повадок у него не бывало, лошади в холе, в сытости, ни кнута, ни сапога не знали, но и обниманьев тоже. Чувствовал Егор, что сколько бы ни унесли теперь воры, что бы ни отняли, эта потеря всех больнее. Что такое для отца потерять Серка́, когда у него у самого комок под воротом давит!
Кожаный, видать, думал про то же, только наоборот, что это самое большое приобретение. Он даже перестал командовать и стоял, не скрывая, любовался конём. Было ясно, что Серка́ колхоз не получит. Опомнившись, главный товарищ заподгонял своих. Поволокли на телегу гусей, выгнали овечек, складывали в мешок куриц. Выкатили из сарая телегу, думали, как вывести сани. Не придумали, пришлось оставить. Из избы потащили сундуки, тюфяки, посудный шкаф, комод, подушки, посуду.
Два сундука и матрас Александры собрались грузить на реквизированную телегу. Илья Иванович подошёл к комиссару, сказал:
– Это до́черино прида́но, не с нашего хозяйства. Она отделилась от мужа, это увезла с собой.
Кожаный недовольно махнул рукой, сундуки поставили у стены. И без них работы у гостей было невпроворо́т. Всё, что вы́ковали за годы труда хозяева-кузнецы, изла́дили мастеровитый столяр Илья Иванович и смекалистый механик Егор Ильич, выткали, сшили, вышили и связали долгими зимами Авдотья и свекровь её, Надёжа, что вырастили в поле и огороде, отправлялось теперь новоявленному хозяину – колхозу. Хомуты́ и огло́бли, серпы́ и подковы, столы и грабли с лопатами, сапоги и рубахи, тулупы и пимы́, шали и штуки полотна, юбки и кофты, полотенца и вёдра, горшки и ла́дки, утюги и коромы́сла, хлеб, пшено и сено, даже морковь прошлогоднюю выгребли.
Последними из избы вынесли большие часы с боем, отмерявшие в этом доме время, почитай, пяти коле́нам. Егор эти часы всё время держал в порядке, чистил, настраивал, смазывал.
Потребовали ключи от кладово́й. «Работники» припоте́ли, таскали уже не так спо́ро. Четыре телеги и скот уже отправились от дома, только Серко́ оставался привязанным к огороду, бил копытами,