ты сам не подумал воспользоваться моими знакомствами, когда услышал, с кем я все это время провожу вечера; если б я сейчас сам не предложил этого, ты бы мне приказал, так в чем дело?
Курт пожал плечами, пытаясь захватить взгляд помощника, и допустил язвительно:
– Может быть, я не убежден в том, что до меня дойдут неискаженными их ответы на твои вопросы, и раздумываю, как быть?
– Не доверяешь?
– «Радуйся» – сказал Иуда и ударил Христа бутылкой по голове… – откликнулся майстер инквизитор; Бруно побледнел и сжал зубы, и он вновь ощутил приступ угрызений совести. Ведь после этого «Иуда» полез за ним в огонь, рискуя потерять собственную жизнь…
– Я не навязывался с тобой работать, – процедил подопечный. – И в вашу Конгрегацию не рвался.
– У тебя был выбор, – вновь не удержался Курт, вместе с тем мысленно бичуя себя за желчность; Бруно усмехнулся:
– Выбор? Позволь напомнить – меня купили.
– Был выбор, – повторил он. – Ты мог предпочесть возвращение к своей прежней жизни; в конце концов, преподавание грамоты графским детям – не такое уж хреновое занятие. Правда, наказание за побег могло несколько подпортить удовольствие…
Бруно выдохнул сквозь зубы, круто развернувшись, и рывком распахнул створку двери.
– Стоять! – чуть повысив голос, скомандовал Курт, и тот замер. – Дверь закрой.
Подопечный мгновение стоял недвижно, глядя в пол у своих ног и сжимая ручку так, что костяшки пальцев заострились и побелели; наконец, медленно и тихо прикрыв дверь, повернулся, глядя почти с ненавистью. Курт кивнул:
– Вот так…. – он помолчал, борясь с желанием отпустить еще одну колкость и глядя на хмурое лицо в нескольких шагах от себя; наконец, выдохнув, с напряжением потер ноющий лоб и через силу добавил: – Сейчас не время обострять отношения. Я мог бы еще сказать, что понимаю тебя и сочувствую, но ты решишь, что я опять издеваюсь.
– А ты скажи, – предложил тот. – Может, и не решу.
– Хорошо. Я тебя понимаю и сочувствую… – улыбку Курт родил с таким усилием, что едва не свело челюсть. – Кроме того, у нас намного больше общего, чем ты думаешь; я ведь в таком же положении, что и ты, ближайшие девять с половиной лет.
– Да? – с подозрением уточнил Бруно; Курт кивнул:
– А как ты думал? Конгрегация затратила на мое воспитание, содержание и обучение силы и средства; десять лет после окончания академии я не имею права оставить службу – могу выбрать между должностью следователя, служителя архива или еще какой, но уйти права не имею. И даже спустя этот срок Особая Сессия примет постановление, заслужил ли я быть отпущенным на волю. Но до этого надо еще дожить, что, сам понимаешь, задача не из простых. Посему – я тебя действительно понимаю и вполне сочувствую… Тебе стало легче?
– А то, – с нескрываемым удовлетворением отозвался тот, и Курт улыбнулся снова:
– Отлично. Тогда давай работать. А работу мы начнем с такого вопроса: действительно ли ты столь многих знаешь, и как тебя принимают в их обществе?
– Нет, –