просто потому, что в именах было слишком много неравенства у прежних людей. Одни из них называли себя Монморанси и свысока смотрели на тех, которые назывались Смитами, а Смиты отвертывались от Джонсов. И так далее до бесконечности. Каждый кичился своим именем и с презрением относился к носителям других имен. Для того чтобы пресечь в корне это возмутительное явление, было решено совсем уничтожить имена и заменить их номерами.
– И Монморанси не протестовали против этого? – удивлялся я.
– Как не протестовать! Протестовали, и даже очень сильно, но были подавлены Смитами и Джонсами, которые составляли БОЛЬШИНСТВО, – с прежней торжественностью и благоговением ответил проводник.
– Но разве номера первые и вторые не смотрели свысока на номера третьи и четвертые и так далее по порядку? – продолжал я.
– Да, вначале кичились и этим различием, – подтвердил старик. – Но с уничтожением богатства отдельных лиц числа лишились своего прежнего значения, за исключением разве промышленных целей, так что в настоящее время номер сто уже не считает себя выше миллионного номера.
Так как в музее, в котором я проснулся, не было никаких приспособлений для умыванья, то я и не умывался, а теперь, почувствовав крайнюю потребность освежиться умываньем, я осведомился у своего спутника, где бы мне можно было произвести эту операцию.
– У нас не полагается умываться самим, – заявил проводник. – Подождите до половины пятого, тогда вас умоют к чаю.
– Как умоют?! – вскричал я. – Ведь я не маленький, могу и сам…
– Вы будете умыты правительственными должностными лицами, – прервал меня старик.
– Но зачем же понадобилось правительству брать на себя обязанность няньки по отношению к взрослым? – недоумевал я.
Старик пояснил, что невозможно поддержать равенства между людьми, если им будет предоставлена свобода умываться, когда и как им вздумается. Были люди, которые привыкли умываться три или четыре раза в день, между тем как другие чуть не раз в год чувствовали необходимость счищать с себя грязь. Благодаря этому образовались два класса: чистых и грязных, которые так и называли друг друга, вследствие чего стали было возрождаться прежние предрассудки. Чистые презирали грязных, а грязные ненавидели чистых. Ввиду этого правительство было вынуждено взять на себя заботу и об умывании граждан. Были назначены особые должностные лица, которые два раза в день и производят умывание всех граждан. Частные же умыванья совсем воспрещены.
Обходя улицы, я не видел отдельных домов, были только здания вроде огромных, грубо устроенных бараков, и притом все на один лад, без малейших различий. На углах красовались такие же здания, но гораздо меньших размеров и с надписями: «Музей», «Больница», «Зал для диспутов», «Баня», «Гимназия», «Академия Наук», «Выставка предметов промышленности», «Школа красноречия» и т. д.
– Разве в этом городе не живут? – осведомился я.
– Ах, какие удивительные вопросы! – снова воскликнул мой спутник. – Где же, по-вашему, живут наши граждане, если не в городе?
– Так