– обратный путь сквозь толпу получился гораздо легче: ругань и угрозы в их адрес потеряли пыл, а кое-кто даже пытался на ходу задать Зиэлю вопрос о положении на границах…
– Все нормально там… Все путем… Не спим.
Двое стражников возле управы, на попечение которых Зиэль оставил Сивку, с преувеличенной горячностью стали жаловаться воину на буйный и неуправляемый нрав коня, а тот и не думал оправдываться: фыркал потихонечку да ушами тряс, отгоняя надоедливого слепня, стоял смирно, даже копытом в брусчатку не бил.
– Врете, врете, сопляки безусые! Попадись вы ему в атаке – одним ударом одного копыта разнесет он в брызги обе ваши тупые головы, а в мирное время он смирен… Слышишь, Сивый, что на тебя тыловики наговаривают?
Конь охотно заржал в ответ, ему было скучно стоять у коновязи без дела и без единой травинки в пределах досягаемости…
– По сумкам не лазили?
– Обижаешь, мы – при исполнении. – Стражники не врали: подработать, как они подработали, охраняя движимое имущество приезжего, это никому не возбраняется, это не есть нарушение присяги, если, конечно, не в ущерб службе, но среди бела дня, на глазах у людей забраться в чужое – казнят и пообедать не успеешь!
– Верю. Что честный человек обязательно приобретает на войне, или просто взяв в руки оружие во славу Отечества, – так это благородство, в деяниях и помыслах. На! Тебе кругель и тебе точно такой же, чистое серебро. Не ущемил?
По тому, как переглянулись и расплылись в улыбках оба стражника, было очевидно: нет, не ущемил их надежды Зиэль, вознаградил даже куда более щедро, нежели они посягали вытянуть из него жалобами на норов коня.
И опять они в седле, Зиэль впереди, Лин с Гвоздиком за спиной, на высоком пристроенном заседле. Солнышко в самом разгаре, из придорожных канав потянуло нечистотами, но – не сказать чтобы очень уж воняло…
– Дождей давно не было, вот и смердит. За каждым гадящим прохожим не усмотришь ведь, особенно в ночи. Дожди пройдут, в канавы стекут – и по ним все в реку уйдет. Завтра в гладиаторскую пойдем, а сегодня – отдых!
Лин в который раз уже удивился, как ловко угадывает Зиэль направление его мыслей, сам-то он только Гвоздика хорошо чуял… А Гвоздик – его, Лина, преотлично без слов понимает: зачесалась нога от Гвоздиковых коготков – тот чик! – и втянул их в лапки, даром что спит, прижавшись к груди своего хозяина и друга…
Вроде бы вонь усилилась, запахло и водой… Трактир «Самородок» стоял почти на берегу реки со смешным названием «Удачка»… О, это, конечно, не чета захолустному «Побережью»! Оба повета высоченные, сам домина разлегся в глубине двора, вдоль улицы – длинный!
– Да, локтей на шестьдесят вытянулся, процветают. – Это опять Зиэль мысли прочитал.
Огроменные дубовые ворота – видно, что всегда настежь на постоялом дворе, и днем, и ночью, чуть ли ни в землю вросли нижними краями. Лин хотел было спросить – зачем тогда нужны они, да сам вовремя догадался: на случай смуты, либо войны… Миновали ворота.
Вывеска медная, на ней картинка в красках: растопыренный кулак, а в кулаке желтый камень, а от камня