там подготовительных этапов. До этого я еще не бывала в кинопроекторской: у меня было много разных странных увлечений, но аудио и видео к ним не относились. Впрочем, там все оказалось так, как я себе и представляла: куча выключателей и лампочек, да еще старая банка из-под краски, полная окурков. Я знала, что Даррен голубой, иначе непременно решила бы, что это у нас такое малобюджетное свидание. Он зажег две сигареты, и мы стали смотреть в окошко, за которым тянулись ряды кресел, и казалось, будто там, в зрительном зале, вот-вот произойдет что-нибудь интересное.
Он спросил, как я поживаю (за несколько недель до этого меня бросил парень, как раз перед встречей выпускников, и я притворялась, будто постепенно прихожу в себя).
– Вот бы и мне стать лесбиянкой! – вдруг воскликнула я.
Даррен раскрыл рот от изумления, он был ошарашен и задет.
– Прости, – поспешила я исправить дело. – Я не хотела… Я понимаю, что это ужасно трудно…
– Ты знаешь, что я голубой? – спросил он.
Конечно же я об этом знала. Об этом знала вся школа. Все говорили о том, какой он храбрый – не скрывает своей ориентации. Слухи о его личной жизни всегда восхищенно обсуждали в школьном кафетерии.
– Ведь я рассказал об этом только двоим. За всю жизнь.
Тогда я решилась на ложь.
– У меня нюх на геев, – сказала я. – Такой необычный талант. Нет, правда, если не получится поступить в университет, я смогу на этом зарабатывать!
А…
Он вздохнул и стряхнул пепел на какую-то приборную панель.
– Вообще-то, может, это и в самом деле заметно, – произнес он задумчиво. – Моего папу это всегда беспокоило, еще с тех пор как мне было года три или вроде того. Он забрал у меня все раскраски.
– Раскраски? Почему?
– Наверное, я слишком сильно был ими увлечен. Потом он запретил мне играть с девочками, но мама сказала, что мне будет вредно всегда играть только с мальчиками, и тогда мне запретили играть вообще с кем-либо, кроме двоюродных братьев и сестер. Они католики. Ну, мои родители. То есть мои двоюродные братья и сестры тоже католики, но ты понимаешь, о чем я.
Мы разговаривали до тех пор, пока у меня не разболелось горло от сигарет, и, думаю, он был впечатлен, что я не подняла его на смех и разговаривала с ним об этих вещах так, как будто считаю все это совершенно нормальным. Думаю, восемьдесят процентов ребят из нашей школы повели бы себя точно так же – все были бы просто счастливы вот так запросто поболтать с глазу на глаз с самим Дарреном Алкистом, но сам он, похоже, этого не понимал, а я не могла ему об этом рассказать, потому что тогда он узнал бы, насколько знаменит благодаря своей сексуальной ориентации, и это было бы для него слишком неожиданным сюрпризом. К тому же, если притвориться, что я – единственная, кто может его понять, между нами, возможно, завяжется настоящая дружба, а он был куда интереснее и куда популярнее, чем остальные мои приятели. Я уже представляла себе, как мы сидим вместе в школьном кафетерии и обсуждаем проходящих мимо мальчишек.
– С самого