там Казимир получил прозвище, под которым потом проходил по всем картотекам западных разведок. Бандеровцы прозвали его Клыки. Однажды, после непрерывной двухнедельной погони, его опер-отряд вышел к глухому хутору, на котором, у одной из своих любовниц, передыхал знаменитый глава провода Зозуля. Операция была молниеносной и кровавой. Они положили всех: самого Зозулю, десяток его охраны, его молодуху, их сына. В живых остался только посеченный осколками гранаты престарелый отец молодухи, доживающий свой век бобылем с дочерью и внуком. Когда Казимир увидел щепки дубового стола и трупы Зозули, женщины и ребенка на полу, его вдруг поразило странное сходство с тем жарким июньским утром, которого он старался не вспоминать. Казимир резко повернулся и ударил по стволу ППШ, который его заместитель уже упер в грудь старика.
– Ты чего, командир? – не понял тот.
– Этого возьмем с собой.
– Да толку от него… – начал заместитель, но, натолкнувшись на яростный взгляд, осекся.
Так у Казимира появился дядько Богуслав. После трех дней допросов Казимир забрал его из подвалов Львовского управления МГБ и отвез к себе на квартиру. Дядько Богуслав довольно быстро обжился, завел знакомства с крестьянками, привозившими продукты на местный рынок, и однажды, когда Казимир с трудом разлепил глаза после дикой пьянки по случаю успешного завершения очередной операции, он увидел у своих губ кружку с огуречным рассолом, а ласковый голос произнес:
– Испей, Казимирушко, голове легше станет.
Он некоторое время ошарашенно разглядывал кружку, потом осторожно глотнул. Поздно вечером, хмуро наблюдая за тем, как дядько Богуслав суетливо накрывает на стол, Казимир внезапно произнес:
– Я твою семью под корень извел, а ты меня – рассолом…
У старика подкосились ноги. Рухнув на скамеечку, он грустно улыбнулся:
– Да ведь тебя раньше Бог наказал, как же на тебя сердиться-то, тебя жалеть надо. – И, вздохнув, добавил: – Одни мы с тобой на белом свете остались, Казимирушко, куда нам рядиться-то?
В конце сороковых Казимир уехал в Москву, на учебу. Однако, когда его сразу после выпуска срочно вызвали с банкета к ректору института, он был почти уверен, кого застанет в обширном кабинете.
– Боишься меня? – Костров звякнул граненым «мерзавчиком» о запотевший стаканчик Казимира.
Тот хмыкнул, а Костров, блестя новенькими полковничьими погонами, добродушно буркнул:
– Дурак, традиции соблюдать надо. – И, опрокинув стопку, продолжил: – Я тебя к себе забрал, на Дальний Восток.
Однажды, возвращаясь из очередной командировки, Казимир застал у дверей своей квартиры бравого милиционера. Тот грозно потребовал документы, но, увидев маленькую книжечку, побледнел и забормотал:
– Тут, я извиняюсь, родственничка вашего… того… ограбление, понимаешь, а он сопротивляться… медальки ваши не дал…
У Казимира потемнело в глазах. Через час он сидел у следователя, который вел это дело. Тот суетливо перекладывал на столе какие-то папки и убежденно рокотал:
– Найдем, чего ж не