отголоски которой до сих пор чувствуются в гражданской авиации благодаря мозгам и деяниям руководителей, вышедших из этого периода.
Но не об этом сейчас речь.
Я прошел тесты на профпсихотборе с рекордным на тот момент значением 365 баллов. Улицезрев сей результат, начальник приемной комиссии, строгий дядька с огромным шрамом на лбу, вызвал меня на собеседование и долго рассказывал о том, что в Бугуруслане «…опа полная», не лучше ли тебе, парень, перенаправить документы в Питер, в Академию – учиться на штурмана? Ведь там сразу на большой самолет попадешь, да и город куда культурнее! Не летают сейчас в Буграх, бензина нет и не предвидится, набор 91 года ещё не отлетал программу, и перспективы закрытия лётного училища маячат очень явственно.
Выслушав такое позитивное напутственное слово, я, тем не менее, вежливо, но твердо отказался от перспектив стать рыцарем навигационной линейки и «отродьем хамским»23, и через несколько минут был окончательно зачислен в ряды курсантов Бугурусланского летного училища гражданской авиации имени Героя СССР П. Ф. Еромасова.
А как же Ульяновск?
А про Ульяновск моему отцу популярно объяснили, что «для поступления туда ещё на медкомиссии машинами расплачиваются». Денег на автомобиль для врачей в моей семье не было, лишней машины в гараже отца тоже не застоялось, поэтому я помахал ручкой в сторону Ульяновска и принял решение ехать в бандитский Бугуруслан.
По правде говоря, Ульяновск девяностых годов, так же, как и Питер этого периода (да и, пожалуй, любой другой российский город), были не менее бандитскими, чем небольшой городок на краю Оренбургской области, окруженный холмами. С чьей-то легкой руки, благодаря рельефу местности и созвучному имени, его за глаза ласково называют Буграми.
Вид на аэродром Бугурусланского летного училища
Каждый, кто жил в Бугуруслане, помнит особенность почвы этого города. Она глинистая, несмотря на чернозем на полях, и малейший дождик превращает всё, что не заасфальтировано, в грязевые «направления». Представьте себе: за воротами знаменитого на всю страну летного училища, выпускавшего до шестисот (!) пилотов в год в 70-е годы, до недавнего времени не было асфальта, соединявшего его с городом! Пройти по «дорогам» и не набрать килограмма два глины на ботинки и брюки было делом категорически невозможным!
Именно это – глина и грязь – стало моим первым впечатлением от Бугуруслана, когда 29 сентября 1996 года я сошел с поезда Новосибирск-Адлер на местной железнодорожной станции, куда прибыл вместе с отцом. Вторым, когда мы уже дочавкали до «заднего входа» на территорию училища – обшарпанные стены когда-то белоснежных зданий.
– Ну что, может быть, вернемся домой, сынок? – спросил меня отец, по-своему расценив мою отвисшую челюсть.
– Нет, пап, – ответил я, провожая взглядом троицу хмурых тощих курсантов, закутанных