из тебя как из моей задницы молот, – проговорил дед, – но такие следы поймешь даже ты, недотепа.
Колени Таргитая начали трястись, зубы застучали. Следы чересчур велики. Даже у глухаря, самой крупной птицы на свете, лапа впятеро мельче. Прилетели птицы из неведомых краев?
Он украдкой взглянул на потемневшее лицо деда. Нет, их деревня в суровом мире, где чудес не бывает.
– Навьи, – сказал дед дрогнувшим голосом. – Вчера не зря посыпал пеплом! Было у меня предчувствие, было! Видать, вот-вот уйду, раз уже начинаю… Прилетели, клятые, заглядывали в окна. Хорошо, ставни сам делал, тебе не доверил. Да и заклятия Боромир наложил.
– Дед, что мне теперь? – прошептал Таргитай в смертельном страхе, пугливо огляделся.
Поляну заливал яркий свет. Свежеотесанные бревна с резными ликами богов блестят, как сосульки, дупла закрыты щитами из дубовых досок. С них строго смотрят выпученными глазами древние птицы Сирин и Алконост, охраняя жилища от злых чар. Вдали бежит ватага мальчишек, расплескивая лужи. Прошла от Реки одинокая баба, жмурясь от солнца, а ведра раскачиваются так, что половину расплещет по дороге, дуреха.
– Сейчас у них власти еще нет, – буркнул дед. – А вот с заходом солнца чары Боромира ослабнут! Навьи чуют изгоев, прилетели за поживой.
– За мной?
– За всяким, кто слаб.
Таргитай уронил голову, вернулся. Мать запихивала в торбу ломти мяса, сала, сушеную рыбину, причитала, что мал мешок, лучше бы ей самой пойти в дальнюю путь-дорогу со своим непутевым старшеньким…
Добро, подумал Таргитай, что ключи от вирия хранит кукушка. Ворота после долгой зимы распахиваются лишь на девятый день весны, когда кукушка выпускает жаворонка – сказочную птаху, что первой вылетает из вирия. До этого времени властвуют навьи. Никакие запреты, заклятия, просьбы не останавливают. Добро, зимой боятся морозов, не прилетают, но сейчас уже сороковой день весны!
– Навьи сильнее? – спросил он тоскливо. – Кривда сильнее Правды? Почему же нам велят быть добрыми? Ведь побеждает тот, кто бьет в спину, ниже пояса, дает подножку… Как Правда уцелевает в таком неравном бою?
Тарас вошел следом, тяжело передвигая непослушные ноги, опустился на лавку.
– Не всякий волхв тебе ответит, внучек… Знаю лишь, что век от веку Правды становится больше. Великая загадка! Но ты думай о делах попроще. Одевайся, бери мешок. Чую, Громобой с охотниками не ушли в Лес. Если они в деревне, это не к добру! Не к добру.
Таргитай набросил на плечи душегрейку из волчьей шкуры. Руки от плеч остались голыми, но шкура толстая, плотная, а мех густой и длинный. Не простой волк расстался со шкурой, но, чтобы навеки уйти от волчьего мира, надо убивать все волчье, даже если в волчьей личине узнаешь родного брата. Так велели волхвы, которые знают прошлое и умеют заглядывать в будущее.
Дед сказал тоскливо:
– Удался ты и ростом, и силой… Почему лень родилась раньше тебя? Ты был еще в пеленках, она – с лосенка. Надевай пояс, бери секиру. Надо выйти пораньше. Авось успеете дотемна