забудешь».
Честно, иногда я был с ней согласен. Но такие разговоры бесили. Мы с Иркой совсем не были похожи друг на друга. Лет с тринадцати она красила волосы в безумные цвета, только недавно остепенилась и остановилась на пепельном блонде. В школе дралась с пацанами, дерзила учителям, после девятого свинтила в колледж из-за ссоры с директором, в ВУЗ не пошла (чем шокировала родителей). Зато теперь неплохо зарабатывала, открыв интернет-магазин украшений. Мы с Иркой, в общем-то, ладили, несмотря на разногласия, и к её мнению я прислушивался, хоть и делал вид, что мне всё равно на неё.
Я так увлёкся, что стал добавлять на рисунок разные детали. Прорисовал кору дуба, прожилки на листьях, отблески на боках желудей. Над Ленкой тоже постарался: вырисовал волосы, но слишком приукрашать не стал, русалка ведь на то и русалка, чтобы ходить растрёпанной, и чтоб никаких тебе рыбьих хвостов! Ах, да, одежду я ей тоже рисовать не стал. Какая же нежить носит одежду?
Мишка присвистнул тихонько, снова заглянув в листок.
– Грудь побольше пририсуй!
– Иди ты, советчик. Так надо.
Закончив, я окинул своё творение критическим взглядом и остался доволен. Надо будет обязательно перерисовать этот сюжет, только уже нормально, маслом на холсте. Или углём, на худой конец. Подумал ещё, что круто бы пригласить Ленку попозировать и неожиданно для себя смутился.
Звонков здесь не было слышно, в пристройку для этого не подвели коммуникации. Пару отзанимались без перерыва, зато препод-кролик отпустил нас пораньше, сверившись по своим старомодным часам на коричневом ремешке. Я фыркнул: серьёзно, у него, кажется, даже телефона на столе не было. Мои одногруппники (большинство из которых я ещё не успел запомнить не то что по именам, но даже в лицо) загалдели, собрали вещи и, толкаясь, повалили прочь из аудитории. Мы с Мишкой наконец-то смогли поговорить в полный голос.
– Ну что там твоя рыженькая? – спросил я. – Дала телефон?
– Дала, куда ж денется? – улыбнулся Мишка. Он умел так улыбаться, что на щеках появлялись смазливые ямочки, и все девчонки от этого почему-то млели. – Наташкой зовут. – И запел шутливо: – Наа-таа-лии…
Я одобрительно хлопнул Мишку по плечу. Мы тоже вышли во двор, под тёплое солнце.
– Неаполитанская жёлтая, – заявил Мишка, щурясь на лучи.
– А по мне, ближе к золотистой тёмной.
– Повыпендривайся ещё.
Мы стали шутливо пихаться, подняли целую тучу противно скрипящей на зубах пыли и спугнули толстых голубей. Старшекурсники презрительно на нас косились, а нам было весело.
– Может, свалим? – предложил Мишка, когда мы навозились и прислонились спинами к нагретой кирпичной стене здания универа. Мы оба тяжело дышали и сплёвывали пыльную слюну. Я помотал головой.
– Да не, третий день всего. Рано валить. Давай уж хотя бы неделю отходим, всех преподов узнаем, а потом решим, что можно прогулять, а что лучше не стоит.
– У-у, ботан, – поддразнил меня Мишка.
Я