человек цепляется к какому-нибудь непристойному слову…
– При чем тут Вена? – кажется, он действительно ничего не понимал.
– Никогда не бывали на Берггассе, девятнадцать?
– А что там такое?
– Даже не слыхали?
– Нет, а что?
Фу, какой необразованный человек. Ничего не слышал о Фрейде. Тоже мне, журналист, репортер венской газеты. Да, но газета, небось, бульварная. Впрочем, и я сам о Фрейде только слышал, от Леона Троцкого. Он говорил, что посещал этого занятного человека, врача и философа. Идея у него, кстати, вполне материалистическая, потому Леон и увлекся; он говорил, что у Фрейда чуть ли не стихийный марксизм. Идея такова – в нашем сознании ничего не возникает из ничего, все имеет свою причину в общественном бытии субъекта. И это общественное бытие автоматически, бессознательно – то есть независимо от воли субъекта – отпечатывается у него в мозгу. Поэтому любой поступок обязательно имеет причину, хотя и не всегда ясную с первого взгляда. Бессознательную, то есть не осознаваемую человеком, объективную причину. Поэтому – если человек вдруг прицепился к слову «педераст», значит, это его как-то особенно беспокоит… Ну ладно. Меня-то это совсем не беспокоит. А то получится – меня беспокоит, что его беспокоит, – я тоже засмеялся.
– Так что же там такое, на Берггассе, девятнадцать? – переспросил он.
Ничего, ничего, извините, господин репортер. Это я что-то вспомнил из тех лет, но сразу же забыл. Мелькнуло в голове и выскочило. Старость, старость, мне же семьдесят лет зимою было.
Так вот, о чем я? О том, что испанский радикальный социалист Рамон Фернандес мечтал стать знаменитым кулинаром, вырезал из картона кукол для витрин, а также был фантазером, что особенно важно.
Но что это мы так много про Рамона?
Увы, это не случайно.
Но не будем забегать вперед.
Вы говорили, что у вашего отца, дорогой господин Клопфер, был марксистский кружок. Значит, вам не надо рассказывать, что бывает в таком кружке на заседаниях.
– Я не Клопфер, – снова заметил репортер. Очень быстро и настойчиво сказал.
– Хорошо, извините. Но в любом случае, дорогой господин репортер, вы всё прекрасно знаете и сможете описать это лучше меня. Реферат, потом вопросы, потом свободное обсуждение. Не помню, кто выступал. Да, кажется, я и выступал. Про революцию и национальный вопрос. Но если честно, я помню только обрывки разговора, отдельные фразы, реплики.
Помню, что Дофин спросил у меня громко, так, что все услышали:
– Значит, в Австрии и Германии будет немецкий национальный социализм?
Я ответил, что нет. Что борьба за социализм будет идти с учетом национальной специфики.
А социализм – нет.
Но Дофин не соглашался, хотя спорил очень вежливо, все время приговаривая «простите мою неопытность, извините мою необразованность».
Он говорил примерно так. Страны ведь разные? Народы разные? Языки разные? Наследие предков разное? Вот нам только что объяснили,