раскидистых дубов, стоял очень красивый дом Уилксов, с белыми колоннами, широкими верандами. Однажды туда съехалось гостей со всей округи, видимо-невидимо: и Тарлтоны, и Гамильтоны, и дядя Ретт, и дядя Фрэнк. Твой папа оказался самый смелый, я и опомниться не успела, как мы уже обвенчались.
Уэйд захохотал довольный.
– Мама, а я похож на папу?
– Да, мой дорогой, очень, ты такой же красивый, и глаза в точности, как у него.
– Давай съездим в Двенадцать Дубов? – попросил Уэйд.
– Хорошо, сынок, поехали. Только ведь усадьбу сожгли янки.
– Осмотрим, хотя бы то, что осталось.
– Раньше здесь был мост, а теперь вроде он и не нужен. Поднимешься бывало в гору и увидишь красивое здание. Вот сюда подъезжали экипажи, лошадей слуги уводили на скотный двор.
Скарлетт, показала, где стояли столы, где жарились туши на вертелах, как вкусно пахло шкварками.
– Вот там на лестнице меня и окликнул элегантный мистер Гамильтон, а под этим дубом, напротив входа, он сделал мне предложение.
Она с грустью вспомнила своего первого мужа, его искреннюю любовь, которую не успели постичь разочарования, его неумелые ласки.
– Он был слишком молод и скромен, возможно, со временем я полюбила бы его, ведь отец говорил, что любовь приходит к женщине уже в браке. И оказался прав, – невесело усмехнулась Скарлетт, – только не предупредил, что можно и опоздать. Но Чарльз дождался бы, недаром отец был доволен моим выбором: умный, красивый, добрый, как Мелани, образованный; настоящий джентльмен, нисколько не хуже Эшли. Счастье могло быть долгим и прочным, если бы она отважилась проститься со своими иллюзиями.
Ей и сейчас еще предстояло это сделать. Пора понять: как невозможно восстановить сгоревшую усадьбу, так невозможно вернуть ушедшую любовь.
Этой ночью ей снилась Тара, цветущие холмы, Двенадцать Дубов – все вроде как в день их помолвки, только гостей не видно. А она будто танцует с кем-то в библиотеке, и так странно одета, вернее, вовсе не одета – в корсете и нижней белой юбке, обшитой кружевами. Будто чьи-то сильные руки, отнюдь не Чарльза, легко кружат ее, обнимают, ласкают, как никто и никогда.
– Ах, настоящая леди, не должна позволять такого, – в смущении думает Скарлетт, – но так хочется узнать, что будет дальше.
Дух захватывает от его объятий, поцелуев, страстных слов, заставляющих отвечать ему тем же. Никогда еще она не была с мужчиной настолько близко, его горячее дыхание обжигает её щеки, губы, шею, грудь, пока наконец, в безумном восторге тела их не сливаются воедино…
Утром она еще долго находилась во власти ночных видений, смутно вспоминая, что когда-то давно уже видела этот сон и никак не могла тогда понять, кто он – этот неведомый мужчина. Теперь сомнений не было – кому же еще могли принадлежать эти руки, как не Батлеру. Кто еще мог так знать женщин, и кто еще умел так их обольщать, так говорить о любви, чтобы каждое слово дышало страстью, воспламеняя кровь? Если бы она тогда разгадала этот сон…
Долгое время они встречались,