Соколов повесил пустое ведро на место, и беглецы медленно подошли к маленькому крыльцу.
– Эй, люди добрые! Есть кто живой? – Иван тихонько постучал в окно.
Тишина.
Соколов дернул за ручку. Заперто. Иван нагнулся к двери.
– Изнутри закрыто. Значит, дома кто-то есть… – пробормотал он, поднял голову и встретился взглядом с женщиной. Молодая полька испуганно смотрела на незваных гостей через стекло.
– О! Пани! Здравствуйте, не бойтесь нас! – Иван прижал руку к сердцу. – Мы не разбойники. Только дайте немного хлеба, ради святой девы Марии…
Спустя час они крепко спали на сеновале, сытые и счастливые.
Гнетущее чувство голода как будто осталось в страшном прошлом, в жутком сне. Хозяйка дома по имени Тереза сначала запаниковала, увидев незнакомцев. Но, узнав, что Иван и Илья живут в районе Вильнюса, расчувствовалась. В самом Вильнюсе находились почти все её родственники. Мужа в 1938-м призвали в войско польское, где он служил кавалеристом. На третий день войны, в сентябре 39-го, его послали с саблей наголо против свиного танкового клина генерала Гудериана.
Поляки гибли тысячами.
Иван неплохо говорил по-польски, он часто общался с панами и панночками на рынке Швенчёниса. Тереза скоро собрала на стол, рассказывая последние новости. Немцев в округе немного. Стоят небольшим гарнизоном в пяти километрах отсюда, в маленьком городишке. В деревне людей мало, мужчины днем прячутся по лесам, боясь отправки на работы в Германию. Месяц назад немцы внезапно нагрянули и забрали пятерых. Из-за шторки, закрывающей вход в комнату, с любопытством выглядывал белобрысый пацан лет семи.
– Мой Стефан, – кивнула в его сторону Тереза и быстрым движением смахнула слезу. – Не знаю, как теперь жить… скоро зима, надо хлеб убирать, тяжко без хозяина.
Иван сразу вспомнил трех дочерей. «И моим тяжко…» Потом бросил взгляд на Илью, толкнул коленом под столом. Тот понял намек, но грустно покачал головой.
Доели.
Как только бухнулись на гору ароматного сена, снова воспоминание молнией прострелило мозг Соколова – крысиная мордочка, очереди из «Шмайсера».
– Может, останешься, Илья? – тихо спросил Иван. – Попросись не как муж, а как работник хотя бы. Я не могу, у меня трое детей в Абелорагах.
– Нет, я хочу к своей Соне… Понимаешь? – произнес Ройзман.
– Какая Соня? Потом вернешься. Война рано или поздно кончится! А сейчас здесь намного спокойнее, чем в Вильнюсе и окрестностях! Кроме немцев – литовцы лютуют! Сгоришь во второй раз!
– Соня моя невеста. Она прячется у таких же поляков. Фронт прошел, скоро должно всё успокоиться и у нас!
– Ну, смотри, как знаешь…
Когда уходили, нагруженные двумя узлами с едой, обернулись. Коровы мирно щипали траву, возле них стояла Тереза, смотрела вслед беглецам. Что-то ёкнуло в душе Соколова, мелькнула мысль: «Может, самому здесь отлежаться, пока устаканится в Литве?»
Но, вспомнив лица дочерей, он отогнал эту мысль, как