не подняться, если
память станет тащить обратно, —
где с собой ты ни врозь, ни вместе,
ни противишься —
и ни рада.
Жить без памяти было б проще:
в голове не гуляют люди,
превращая тебя в жилплощадь,
где тебе же угла
не будет.
Но куда от себя укрыться,
если спать больше нету мочи.
А когда без стихов и спится,
ты сама тишины
не хочешь…
Остановка
Остановка остановке рознь.
Вытащи на время батарейки —
чтоб уткнуться
в голод свой пришлось,
постигая в з г л я д о м
смысл тарелки.
Давай остановимся
Давай остановимся.
Лучше не будет.
А значит, и хуже не надо искать.
Я долго жила в полудетской причуде
и пальцем крутила сама у виска.
И вроде всё честно, и слёзы взаправду,
и смех настоящий, и почерк родной,
но даже той правде как будто не рада,
стихи закрывая в шкатулку для снов.
Пусть каждая буква болезненной блажи
дождётся своё сновиденье, и там
останется вечно – скитаться пропажей,
не нужной ни детским,
ни взрослым мирам.
Насмарку
Смешно ведь думать, что однажды
придут ко мне чужие дни
и убедительно докажут,
что и чужие – все м о и.
А я, проснувшись рано утром,
у них спрошу: «Не всё ль равно
уже, в какое время суток
снимать
н е з р я ч е е кино?»
Рассвет
…И даже если он не верил
в очередное пробужденье, —
вновь приходил. Стоял под дверью,
хотя и сам закрыл те двери
вчера… —
где он решил, что хватит
с него надежд на исцеленье,
когда лежал весь день в кровати,
виня других в хандрящей лени.
Да вот опять, болван упрямый,
пришёл к себе, как будто к людям.
А двери заперты.
«Где мама?
Меня хоть кто-нибудь здесь любит?!..»
…
Потом он вспомнил, что рассветы
живут без мамы. Только ветер
их иногда в руках качает
и шепчет в ушко:
«Всё сначала…»
Ах, ветер…
Одинокий врушка…
Медленно
Руки трогают медленно,
но успевают.
В этом главный секрет —
не спешить никуда.
Я запомнила всё —
значит, буду живая.
Даже если судьба —
опоздать.
Коновалы ни при чём
Не приезжай. Мой город занемог —
И выписал себе врача другого.
Иначе вновь припрёшься бестолково,
Надеясь, что решится всё само.
И будут