остановился.
– Что?
Блин, надо же было такую глупость сморозить.
– Я думаю, что твоя рубашка – Гучи.
Тëмная бровь изящно выгнулась.
Боги, заберите меня отсюда.
– Ну знаешь, у нас в моëм городке, Ивиш Голде, есть куча магазинов одежды. Ну, к примеру, как я уже сказала…
– Я знаю про Гучи, Армани и всë это.
Ох. Ну, не знаю что сказать. Надо бы заткнуться.
Он продолжал смотреть на меня. Его глаза стали мягкого бирюзового цвета. В них было веселье и… что-то ещë.
– Просто…
Когда я не ответила, он продолжил.
– Ты никогда не болтала так… со мной.
Боги, он что, покраснел? Этот Бог наслаждения может смущаться?
Может быть, пора…
– Астрид…
– Эйдэт…
Мы замерли. Надо же, одновременно произнесли при друг друге имена. В первый раз.
И мне понравилось, как моë имя сорвалось с его полных губ. Как будто тихий вздох, наполненный благоговением.
Я же промурчала его имя. Боги.
Уголок его рта поднялся вверх.
– Ты первая.
Окей, ладно. Я хочу смять твою рубашку в кулак, и прикоснуться своими губами к твоим. Хочу, чтобы ты сдëрнул с меня эту тесную белую футболку.
– Я хотела спросить о Ханне.
– В таком случае выслушай меня, pulchritudo meo.
Теперь моя бровь выгнулась. Что бы это значило? Надеюсь, не уродливый-синяк-у-тебя-на-лбу-девушка.
Я бы хотела, чтобы это перевелось я-хочу-тебя-не-только-из-за-твоих-размеров-на-которые-я-сейчас-пялюсь. Он действительно пялился. Жар разлился у меня в животе. Я знала, что белая обтягивающая футболка и чëрные спортивные штаны не зря в моём списке «лучшей одежды».
Он резко перевëл взгляд на меня, но я расслышала его тихий вдох, заметила, как его глаза потемнели и наполнились желанием.
Я хотела танцевать от радости.
– Ханна и я. Это… Боги.
Он почесал затылок.
– Ты… Я бы хотел извиниться…
У меня просто дар речи пропал. Неужели он мне признается в любви? Я же… Это будет…
Громкий топот, самый настоящий топот, раздался в соседнем коридоре.
Эйдэт снова надел ту холодную маску безразличия, как у меня в комнате, и я даже не пыталась скрыть свою боль.
Он наклонился, и я почувствовала его запах жасмина. Ноги стали ватными.
– Я всего лишь хотел сказать, что люблю Ханну и всегда буду любить. Понимаешь, с рождения наши нити переплелись. Ты похожа на Каслов, и какой бы особенной не была, я в этом не заинтересован. И перестань кидать на меня страстные взгляды. Я за Ханну не ручаюсь.
Его слова резали как ножом. Было ощущение, будто меня разрезали пополам, склеили и разорвали снова.
– И, да, Салливан хороший парень.
Это окончательно добило меня. Он был его врагом. И этим всë сказано.
Я не успела и рта раскрыть, как на меня налетели два парня и один, в прямом смысле, схватил меня за попу.
Клянусь