над покойником девочку, принц проникся сочувствием к её утрате:
– Оставим их, – сказал он, закрывая двери. В комнате было темно, но что значит свет для того кто живёт во мраке?
– Ты учил меня быть сильной, – начала девочка, надеясь, что душа покойника слышит её. – Хотя сам, пожалуй, был слаб, позволив лишить себя золота, земель, будущего, даже глаз и жил в тени своего великого прошлого, сам став лишь тенью самого себя. Как паук сидел ты, в мрачных развалинах плетя липкую сеть, в которую попадались в основном навозные мухи, и когда забился в ней молодой лев, это стоило тебе жизни. Ты воспитывал меня как свою дочь и я, принимая отныне твою фамилию, клянусь продолжить твой род и наказать тех кто, так или иначе, причастен к твоей смерти.
Ей бы заплакать сейчас, изливая в привычном женском рёве из сердца тоску и боль страданий, но глаза её были мертвы, как песок Нимейской пустыни и, склонившись над мертвецом, она коснулась губами остывшего лба. Нащупав пальцами рану на его груди, она вытащила спрятанный в теле покойника медальон, из-за которого так много было сломано сегодня копий и, надеясь, что всё делает правильно вышла из залы.
Стараясь не думать о будущем девочка вручила ожидавшему её Салозару заляпанный кровью медальон. Брезгливо вытерев о портьеру на окне, принц, не решившись повесить на прежнее место, сунул его в висевший на поясе мешочек с серебром, и, не взглянув, вышел на улицу. Сандра слыша, как торопливо отъезжают от развалин лошади королевской свиты села на ступени, только, пожалуй, сейчас поняв как устала.
– Что прикажете делать с ней, милорд, – глядя в сторону усадьбы тихо спросил бургомистра командир городской стражи и тот ответил:
– Бросьте девчонку в крепость. Пусть там ждёт своего шанса.
***
Готвард держал слово. Как для тюрьмы условия содержания в крепости были нормальными. Девочка не голодала, раз в неделю её мыли в бочке с тёплой водой, а приходящая женщина, по-видимому, немая от природы каждое утро расчёсывала ей гребнем волосы. Она не знала, сколько прошло времени с момента заточения, ведь даже не могла определить день сейчас или ночь.
Та же матрона – это она определила по исходящему от кожи кислому запаху старости – убирала в комнате под присмотром надзирателя и спустя время Сандра уже могла вполне свободно ориентироваться в ней. Её держали отдельно от всех где-то под крышей, и когда шёл дождь, она отчётливо слышала стук барабанящих по черепице капель. Надзиратели не хотели с ней общаться, а матрона не могла и Сандра боялась, что со временем разучится говорить и тогда взяла привычку разговаривать сама с собой.
Просыпаясь, она желала себе доброго утра, а засыпая спокойной ночи, благодарила неизвестных поваров за добротную стряпню, пусть и не слишком вкусную, но не дававшую ей умереть с голоду, а Непорочную Деву, (которой отдавала предпочтение в пантеоне богов) за проявленное к ней снисхождение и, конечно же, боясь забыть, читала наизусть стихи. Толи к ней просто привыкли, толи кто-то проявил к девчонке