уникальный шанс одним прыжком преодолеть сразу несколько ступенек, а то и лестничных пролетов. Но ведь пока кроме голой идеи ничего нет, а через месяц он должен представить полностью готовую рекламу! То есть надо подобрать персонажи, сделать декорации или присмотреть натуру, снять, смонтировать, озвучить…
Да, и с телевидением надо договориться, что само по себе большой вопрос – они ведь не дураки вот так запросто отказаться от прямых связей с рекламодателем в пользу никому неизвестного посредника. Опять же части денег при этом лишиться! И если относительно режиссуры Гуськов был в себе уверен, то все остальное пока представлялось весьма туманным. Легко наврать старому приятелю про несуществующие связи, но как потом выполнять обещанное?
– Да-а-а, – задумчиво заметил Гуськов, заваривая по третьему разу остатки чая, – это не просто сомнительное предприятие. Это настоящая авантюра! Причем весьма дорогая…
Тут до него дошло, что помимо всего прочего, нужны деньги. Которых у него нет вообще. Нет и реальных шансов их найти. Как-то они с Императором не предусмотрели, что прежде чем добраться до финансовых потоков, придется раскошелиться. Так уж жизнь устроена…
– И что теперь? – Гуськов хлебнул чайку и бодро захрустел окаменевшей еще в прошлом году баранкой. – Отказаться?
Ему неудержимо захотелось прямо сейчас поехать к Останкинскому пруду и посоветоваться с профессором Волабуевым, но он в самой решительной форме отказался от подобных проявлений слабости:
– Самому пора думать! Кто, в конце концов, собирается быть властелином мыслей: Гуськов или Волабуев? И вообще, на чужих ногах далеко не убежишь…
Однако, несмотря на всю свою решительность, что делать в сложившейся ситуации Гуськов не знал. Получалось какое-то чудовищное уравнение с множеством неизвестных. Гуськов пил чашку за чашкой, грыз баранки и думал, думал, думал, пока в голове не воцарился полный хаос…
– Все… Хватит… – Гуськов встал из-за стола, почесал отросшую за ночь щетину, рассеянно посмотрел в окно на ненавидимый новый дом напротив из-за которого невозможно стало любоваться восходом и сел обратно.
Проведя целую ночь в размышлениях и выпив невероятное количество чая, Гуськов безусловно опроверг старую поговорку: «Чай – не водка, много не выпьешь!», однако так ничего и не придумал.
– Сдаться? Бросить? Опять сочинять дешевые пьески, которые никто не ставит? Или режиссировать колхозную самодеятельность? – Гуськов был совершенно один и поэтому мог говорить откровенно. – А по ночам мечтать на этой кухне о великом будущем? Строить безумные планы, давать волю фантазии, а утром делать постное лицо и врать самому себе, что все еще будет и все еще получится! Бред… Полный бред…
Самое ужасное состояло в том, что именно сейчас судьба предоставила ему долгожданный шанс, редкий шанс, уникальный шанс. Но не дала ни малейшей возможности его реализовать. Непонятно на что вообще он рассчитывал, начиная все это дело, а тем более договариваясь с Борькой про рекламу.
– Стоп! Хватит паниковать! –