с каждым мигом все явственнее становилась его греза – что Машиах все ближе и вот-вот войдет в город. И затрепетала душа его от этого видения. А в доме никого, кому бы мог он излить свою душу. Он уж почувствовал, что душа его вот-вот отлетит от грезы этой – что Машиах входит в город. Другого пути прекратить наваждение он не нашел, кроме как пойти к святым сотоварищам. Встал и побежал в испуге по городской улице. Всякий, кто видел его бег, изумлялся и вопрошал: «Для чего ты бежишь?» – но ничего он им не отвечал. Взошед к сотоварищам святым, увидел их всех сидящими вкруг стола, а разговора нет промеж них. Потому как и им явственно привиделось, что сейчас придет Машиах.
(Квуцат Яаков)
Говорил господин и прадед мой, что каждый вечер после вечерней молитвы уходил Бешт в свою комнату, и ставили ему две свечи. Он говорил, что одна свеча или три – нехорошо для глаз, но только две, и клали ему на стол всегда особые известные книги, среди них – Мишну, Кдошим и Таѓорот, Гемару, Звахим, и Менахот, и Сефер Йецира[117], и другие известные книги, и до одиннадцати примерно часов допускали к нему тех людей, которым надобно было поговорить с ним. Но однажды открылась страшная тайна: каждому из тех, кто стоял перед ним, казалось, что только с ним говорил Бешт все время, о поведении и о свойствах его, и что ему одному давал советы и лишь его наставлял в путях, угодных Господу благословенному. Как-то вышли [просители], и один стал рассказывать другому, о чем разговаривал с ним Бешт, второй же сказал: «Неправду ты говоришь, не вместе ли мы зашли и не вместе вышли? И все время Бешт говорил только со мной и ни с кем больше». А товарищ его упирается и говорит: «Не так, только со мной он говорил и ни с кем другим». Пока эти двое спорили, сказал то же и третий, и четвертый, и все [прочие].
(Кеѓаль хасидим ѓе-хадаш, 8)
О всяком грехе, совершаемом человеком ночью, должен он поведать людям днем
[Бешт] имел обыкновение говорить: «О всяком грехе, совершаемом человеком ночью, своими устами сообщает он людям днем, но не дано им услышать и понять слова его, да и сам он не осознает того, что свидетельствуют о нем уста его». Однажды ехал он по дороге с учениками, да будет благословенна их память. Сказал им: «Знайте, что этот вот возница возлег ночью с неочистившейся женщиной»[118]. Поразились и сказали: «За весь день мы не слышали от него ничего, что намекало бы [на это]». Сразу же стали чутко прислушиваться ко всему, что возница скажет в тот день до [наступления] ночи. Незадолго до захода солнца прибыли на один постоялый двор на распутье. Спрыгнул возница и вошел в дом, они же последовали за ним, чтобы услышать из его уст какое-нибудь слово или намек на то, что сделал. Сказал возница хозяйке: «Подай мне водки!» Плеснула ему, и собрался он выпить. Сказала ему: «Погоди, подам тебе другой стакан, потому что этот не окунут»[119]. Ответил ей возница: «Что с того, что не окунут?» Услышав это, возрадовались соратники и возблагодарили Господа, что уделил богобоязненным от мудрости Своей, и так убедились, что воистину слово Господне на устах его [Бешта].
(Сифтей