и не думал останавливаться или замедлять ход. Агент надавил на газ, автомобиль пронесся через перекресток и резко свернул к северному входу в прославленный сад Тюильри, парижскую версию Центрального парка. Многие туристы неверно переводят название этого парка, Jardins des Tuileries, почему-то считая, что назван он так из-за тысяч цветущих там тюльпанов. Но в действительности слово «Tuileries» имеет совсем не такое романтическое значение. Вместо парка здесь некогда находился огромный котлован, из которого парижане добывали глину для производства знаменитой красной кровельной черепицы, или tuiles.
Они въехали в безлюдный парк, и агент тотчас сбросил скорость и выключил сирену. Лэнгдон жадно вдыхал напоенный весенними ароматами воздух, наслаждался тишиной. В холодном свете галогенных ламп поблескивал гравий на дорожках, шины шуршали в усыпляющем гипнотическом ритме. Лэнгдон всегда считал сад Тюильри местом священным. Здесь Клод Моне экспериментировал с цветом и формой, став, таким образом, родоначальником движения импрессионистов. Впрочем, сегодня здесь была другая, странная аура – дурного предчувствия.
«Ситроен» свернул влево и двинулся на восток по центральной аллее парка. Обогнул круглый пруд, пересек еще одну безлюдную аллею, и впереди Лэнгдон уже видел выход из сада, отмеченный гигантской каменной аркой.
Arc du Carrousel.[7]
В древности под этой аркой совершались самые варварские ритуалы, целые оргии, но почитатели искусства любили это место совсем по другой причине. Отсюда, с эспланады при выезде из Тюильри, открывался вид сразу на четыре музея изящных искусств… по одному в каждой части света.
Справа, по ту сторону Сены и набережной Вольтера, Лэнгдон видел в окошко театрально подсвеченный фасад старого железнодорожного вокзала, теперь в нем располагался весьма любопытный Музей д'Орсе. А если посмотреть влево, можно было увидеть верхнюю часть грандиозного ультрасовременного Центра Помпиду, где размещался Музей современного искусства. Лэнгдон знал, что за спиной у него находится древний обелиск Рамсеса, вздымающийся высоко над вершинами деревьев. Он отмечал место, где находился музей Жё-де-Пом.
И наконец впереди, к востоку, виднелись через арку монолитные очертания дворца времен Ренессанса, где располагался, наверное, самый знаменитый музей мира – Лувр.
В который уже раз Лэнгдон испытал чувство изумления, смешанного с восторгом. Глаз не хватало, чтоб обозреть разом все это грандиозное сооружение. Огромная площадь, а за ней – фасад Лувра, он вздымался, точно цитадель, на фоне парижского неба. Построенное в форме колоссального лошадиного копыта здание Лувра считалось самым длинным в Европе, по его длине могли бы разместиться целых три Эйфелевы башни. Даже миллиона квадратных футов площади между крыльями этого уникального сооружения было недостаточно, чтобы как-то преуменьшить величие фасада. Как-то раз Лэнгдон решил обойти Лувр по периметру и, к своему изумлению, узнал, что проделал трехмильное путешествие.
Согласно приблизительной оценке, на внимательный осмотр 65 300 экспонатов