только брат Гордеева возвращается со Штыком. Он всё ещё в шортах, на руках бинты.
– Тебе предлагают ещё один бой, – без лишних приветствий огорошивает лысый. Он к этому времени размещается в кресле и вальяжно потягивает напиток из бокала. – Наш восточный гость не поверил в честность поединка. Говорит, бой был подставным…
– Что за х**ня?.. – сдвигает к переносице широкие тёмные брови Штык и метает на Лианга свирепый взгляд.
– Я тебе говорил, не надо быстро, поиграй, а ты… – с показным недовольством поучает Гордеев Рому. – Вот теперь начинаются вопросы, – коротко посмеивается.
– Когда? – стискивает кулаки Штык.
– Сейчас…
– Стандартное время?
– Да! – подаёт голос Лианг.
– Ставка?
– У тебя процент от десяти штук… баксов.
– Это нечестно! – опять вступается Игнат.
– Химик, я тебе сегодня и так позволил много говорить, – в голосе Гордеева прорезаются рычащие нотки. – Штык – мой боец. Мы сами разберёмся.
– А в случае проигрыша? – плевать хочет на угрозы и рычание мужика Селивёрстов; у меня дико чешутся руки заткнуть его самостоятельно.
– Сумма ляжет на его плечи, – битва взглядов пугает до мурашек.
– Идёт! – встревает между Игнатом и Големом Штык. Селивёрстов, недовольно мотая головой, сдаётся.
– Ну, раз этот вопрос решён, – разводит руками лысый, но радости на лице нет, скорее скука и усталость.
– Я тоже хочу принять участие в споре, – подаёт голос Шувалов, выводя меня из задумчивого коматоза и вводя в ступор. Он что, идиот? – А чё? – криво хмыкает Родион, обнимая меня за талию: – Хочу развлечься. Люблю крупные ставки, – смотрит мне глаза в глаза, будто вызов делает. Струхну или нет.
– Род, – недовольный голос Шувалова-старшего заставляет младшего обратить внимание на босса. Евгений Петрович многозначительно смотрит на Шумахера, но больше ни слова не говорит.
– И? – начинает злиться Родион. – Я что, не имею права ставку сделать?
Босс сжимает губы в жёсткую линию, во взгляде сталь. Молчит. Нога на ногу.
Вот честно, если бы он вступил в полемику с братом или начал орать, я бы не так испугалась, как этого глубокого грозного молчания. В нём звучит много разного: упрёк, нравоучение, злость, негодование, раздражение…
– Я в споре! – откровенно плюёт на предостережение старшего младший. – Отвечаю десяткой!
– На что? – коротко кивает Голем. – Проигрыш или победа?
– Детка, – если меня перекосит от этого слова, я буду не виновата. Само собой… тик… нервный… и рвотный позыв. – На кого поставим?
На миг кошусь на босса. Он продолжает меня игнорировать.
– Я бы не хотела…
– Ир, – нехорошо меняется тон Шувалого. – Я задал конкретный вопрос.
– На Рому! – категорично заявляю, и мне даже не хочется знать, кем будет его соперник.
– Уверена? – обжигают холодом глаза Родиона.
– Да!
– Почему?
– Потому