ночью. Приведите в порядок квартиру. Последний мой денщик за свою лень отправился сегодня с маршевой ротой на фронт.
Отдав приказания, касающиеся канарейки и ангорской кошки, он ушел, не преминув еще раз в дверях проронить несколько слов о честности и порядке.
После его ухода Швейк привел всю квартиру в самый строгий порядок, так что, когда поручик Лукаш пришел ночью домой, Швейк с полным правом мог отрапортовать:
– Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, все в порядке. Только вот кошка набезобразничала: сожрала вашу канарейку.
– Как?! – загремел поручик.
– Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, вот как. Я давно знал, что кошки не любят канареек и обижают их. Вот я и решил познакомить их поближе и в случае, если бы эта бестия попыталась выкинуть какую-нибудь штуку, оттрепать ее так, чтобы до самой смерти помнила, как нужно вести себя с канарейками. Уж очень я люблю животных! У нас в доме шляпный мастер раз-таки выучил свою кошку. Сначала она сожрала у него трех канареек, а теперь ни одной уже не жрет, и канарейка может на нее хоть садиться. Я тоже хотел попробовать, вытащил канарейку из клетки и дал ее кошке понюхать, а эта уродина, не успел я опомниться, откусила канарейке голову. Я, ей богу, не ожидал от нее такого хамства! Если бы это был, господин поручик, скажем, воробей, так я бы еще ничего не сказал, а то ведь это такая замечательная канареечка, гарцкая! Да с какой еще жадностью жрала, вместе с перьями, и ворчала при этом от удовольствия. Они, кошки, как говорится, не получили никакого музыкального образования и не переваривают, когда поет канарейка, потому что в этом они, бестии, ничего не смыслят… Я кошку как следует выругал, но, Боже меня упаси, пальцем ее не тронул, а ждал вас, как вы это дело решите, что с ней, с этой паршивой уродиной, делать.
Рассказывая это, Швейк так простодушно глядел поручику в глаза, что тот, подступив было к нему с определенным суровым намерением, отошел, сел в кресло и спросил:
– Послушайте, Швейк, вы на самом деле такой олух царя небесного?
– Так точно, господин обер-лейтенант, – торжественно ответил Швейк. – С малых лет мне не везет. Я всегда хочу поправить дело, чтобы все было по-хорошему, и никогда ничего из этого не выходит, кроме неприятностей и для меня, и для других. Я только хотел их обеих познакомить, чтобы привыкли друг к другу. Чем я виноват, что она сожрала канарейку, и всякое знакомство на этом и окончилось! Несколько лет тому назад в гостинице «У Штупартов» кошка сожрала даже попугая за то, что тот ее передразнивал и мяукал по-кошачьи… И живучи же эти кошки! Если прикажете, господин обер-лейтенант, чтобы я ее прикончил, так придется прихлопнуть ее дверью, иначе ничего не получится.
И Швейк с самым невинным видом и милой, добродушной улыбкой стал излагать поручику, каким способом казнят кошек. Его рассказ, наверно, довел бы все общество покровительства животных до сумасшедшего дома.
Швейк проявил такие познания, что поручик Лукаш, забыв гнев, спросил его:
– Вы умеете обращаться