хорошо чует. Да и были по редакции разговоры с намеками, что не все так просто у заведующей с этим художником, влюбленная лисичка Галя ревновала, например, очень.
– Мумия. Высохшая мумия. Не на что надеяться. Его привлекает только ее интеллект, а больше от нее ничего не надо. Только интеллект. Конечно, говорит хриплым басом, слова тянет.
Давно не заходил, каталог пролежал с месяц, стало быть, в размолвке.
У Регины с интеллектом, в отличие от Княжинской, не очень. Хоть и училась на «ист. – фил», так в Потемкинском и на вечернем, и училась средне – обычная студентка. Но чутье было на как раз человеческие отношения, на полунамеки, на понижения интонаций и опущенные глаза – это все было как примятая трава и надломленная ветка для фениморовских следопытов. И просто чутье в чистом виде. Вот она точно знала, что лисичке – не светит. Даже не видя его, только по ее, лисичкиным, интонациям, ибо человек всегда сам в глубине души знает, светит ему или нет, и сам себя выдает. А с Княжинской что-то определенно было, но было не просто.
Он оказался очень бледным, до синевы, и со светлыми глазами, не то серыми, не то зелеными. Взгляд острый до того, что, кажется, сам его боялся. Только делал мгновенный снимок и сразу прятал глаза.
Открыл дверь; мазнув взглядом по комнате и отметив в ней присутствие человека, но не того, сделал шаг через порог.
– Здравствуйте, – сказал он, глядя вниз и в сторону. – Софья Михайловна ушла уже?
– Да, – сказала Регина с другого конца комнаты.
Только тут наконец посмотрел на Регину, секундно.
– Меня зовут Алексей, фамилия Половнев, – сказал он ножке ближайшего стула.
Вытертое кожаное пальто, грубой крепкой кожи, поэтому и вытиралось до белых проплешин, но не рвалось. Кепка. Лет тридцать семь – сорок. Кожаная папка под мышкой.
– Я каталог хотел забрать, может, вы знаете…
– Конечно, – сказала Регина с готовностью. Достала из ящика стола каталог – он так и лежал у нее. Протянула ему.
– Понравилось? – спросил он, забирая каталог.
– Да.
– А что именно?
Какой любопытный.
– Эта… – Регина как назло забыла название. – Дремлющая богиня.
Он удивленно нахмурился, подумал.
– Спящая Венера?
– Да.
Сделал гримасу, то ли уважительно, то ли удивленно. Неожиданно спросил:
– А как ваше имя?
– Регина, – сказала Регина.
Она тысячу раз внушала себе, что, знакомясь, надо подавать руку, но не могла. Наверное, что для него был взгляд, то для нее было прикосновение – что-то слишком откровенное, почти неприличное.
Половнев посмотрел на ее руку, благо это было как раз в зоне его видимости, не дождавшись, улыбнулся, сделал еще один снимок:
– До свидания!
Запихнул каталог в папку, вышел.
И она улыбнулась.
Регина просыпается среди ночи от плача за стеной – там, в соседней квартире, грудничок. Или от