Редкие силуэты с трудом различались в снежной туче, которая, казалось, полностью опустилась на землю.
Добравшись до Кузнечного переулка, Михеев неслучайно поскользнулся, после чего, кинув назад взгляд, удовлетворенно осмотрел пустую улицу.
Последние месяцы, в те редкие разы, когда он выбирался из своего убежища на воздух, приходилось часто хитрить, меняя одежду, а в ясные дни Михеев заставлял себя клеить накладную бороду, нафталиновый запах которой раздражал его больше, чем самодеятельность некоторых его единомышленников.
Высокая дубовая дверь с массивными чугунными ручками в виде колонн, через большие стекла которой лился теплый свет, подалась на удивление легко, не издав ни звука. Михеев, используя шапку, в парадном с усердием сбил с пальто весь снег и несколько раз громко топнул сапогами, чтобы не оставлять на чистом полу мокрых следов, но не из уважения к прислуге, а исключительно из соображений безопасности. Меньше всего он сейчас хотел, чтобы в конце его маршрута, какой-то любопытный и наблюдательный персонаж определил ту дверь, за которой его ждали.
Два коротких стука, после паузы – еще два. В квартире под номером восемнадцать послышалось некоторое оживление, после чего изнутри сняли цепочку, ключом провернули замок, и створка двери открылась, издав неприятный, немного свистящий звук.
Михеев, сделал шаг внутрь и закрыл за собой дверь, испытав крайнюю степень раздражения:
– А ведь смазать петли – минутное дело!
Двое мужчин и женщина, уже который час ожидавшие своего товарища, несмотря на этот его укор, вздохнули с облегчением. Любое опоздание напрягало нервную систему и заставляло гнать от себя тревожные мысли.
– Дай, я сам! – Михеев отстранил юношу с пышной прической от ящика специального стола, к которому намертво была прикручена швейная машина «Wheeler & Wilson», после чего, что-то там обнаружив, вернулся ко входу.
Довольный результатом, Михеев несколько раз пошевелил дверь, которая теперь открывалась бесшумно, и вернул на место маленькую маслёнку с длинным носиком.
– Доброй ночи, господа кружковцы… – Михеев подошел к аккуратно сложено стопе наволочек и пощупал материал. – И что, берут?
Вопрос был адресован миниатюрной, миловидной барышне с высоким лбом и ясным взором, одетой в передник и длинное синее платье до щиколоток.
Настоящей ее фамилии никто из присутствующих не знал. В этом кругу подобное любопытство не приветствовалось – каждый выбирал себе имя и фамилию по вкусу и в зависимости от обстоятельств. Достаточно было того, что их объединяла общая идея и стремления. Остальное считалось условностями – тем полезней были эти псевдонимы на случай провала. Даже имея желание, любой их соратник, попавшийся в руки чиновников Третьего отделения, мог назвать исключительно вымышленные имена.
Пару месяцев назад, представившись женой мелкого польского коммерсанта, Льва Выговского и назвавшись Софьей, миловидная барышня пожаловалась владелице доходного дома, жене купца второй гильдии,