Отвернитесь, пожалуйста.
Воспользовавшись передышкой, капитан Глеб Никитин и сам попил холодной минералки, плеснул себе за ворот рубашки. Не глядя, через плечо, начал спрашивать.
– Как к вам обращаться?
– Мария Владимировна. Мария.
– У неё проблемы с сердцем?
– Особых-то нет, так, по возрасту…
По скрипу плотной ткани Глеб догадался, что расстёгивается платье.
– Обмороки от чего были?
– А вы медик?
– Я практик.
– …От жары, как сейчас, от волнения. С дыханием летом всегда трудно было, в младших классах от астмы лечились…
– В последние разы она быстро приходила в себя?
– Да. А если нашатырь был под руками, то вообще минуту, не больше…
– Всё? Вы там всё прилично приготовили?
– Да. Она уже ровно дышит.
Капитан Глеб Никитин обернулся.
Стройная, бледная, прекрасная, ничуть не обезображенная случившимся. Как будто просто уснула.
Кто-то из женщин перед бегством догадался положить Але под голову какую-то кофту, мать расстегнула тесные манжеты на её рукавах, широко раскрыла платье на шее.
Наклонившись, Глеб пристально осмотрел лицо девушки, лоб, виски, губы.
Нахмурился, отметив какую-то красную точку в уголке рта.
Подержал слабые руки, провёл пальцами по запястьям. Аккуратно разжал маленький девичий кулачок.
Ягоды.
С десяток, почти одинаковые, красные и оранжевые, спелые.
– Это что? С собой кто-нибудь брал вишню? Кто из гостей угощал её ягодами?!
– Не знаю…
Мать невесты снова опустилась на скамейку. Прикрыла рот платком.
– Она же вообще ничего не ела сегодня, с самого утра. Отказывалась, не хотела…
– Это Игорь ей принёс. Сакура.
Молчавшая до сих пор у входа в беседку рыженькая девушка взглянула на ягоды, потом, с тревогой, на Глеба.
– Да, это когда мы гуляли, ещё до того, как все пришли сюда, в беседку… Игорь нарвал ягод где-то рядом, смеялся, угощал Алю, говорил ей что-то такое романтическое, вроде, что вкус сакуры приносит счастье, не помню уже точно… Да и мы же с девчонками все тогда по две-три ягодки съели! Это же сакура!
– Хорошо. Сакура. Понятно.
Капитан Глеб Никитин осторожно, по одной, переложил красные ягоды из слабой руки невесты в свою горсть, и размахнулся, чтобы вышвырнуть их через ажурный проём в густые заросли колючих кустов за стеной беседки.
Невеста застонала, тяжело, порывисто задышала.
– Аля, Алечка!
Мать упала на колени возле дочери, принялась её целовать.
– Очнись, просыпайся!.. Алечка, может, хочешь ещё воды?!
– Отойдите, пожалуйста.
Глеб помог Марии подняться, сам наклонился к девушке, заслоняя, насколько это было возможно, бледное лицо от взглядов плачущей матери.
За последние минуты пульс стал заметно слабее, запястья – холодными.
Крикнув что-то неразборчивое, Аля рванулась в судороге, приподняла голову, закашлялась,