мне. Он вышел из флигеля в охотничьих сапогах, в брезентовой ветровке. Наверное, только что вернулся или собирался уходить на рыбалку. Не знаю. Писатель принял меня тепло, душевно. Какое-то время поговорили с ним в беседке. Тут же он дал распоряжение домашним обустроить во флигеле моё жильё-быльё.
Эх, как же хорош, воздух в Вёшенской. Лёгкий ветерок порою дунет на тебя букетом разнотравья, одурманит сразу полынью, чабрецом. Вроде бы ты окунулся в иной мир. А какие ночи там тёмные! Словно тебя полушубком накрыли, Только далёкие ясные звёзды, как отблеск надоедливых городских лампочек, равномерно мигают над тобой, умиротворяя тебя и успокаивая. Хорошо здесь работается. Никто не мешает. Конечно же, Михаил Александрович напишет замечательную книгу. И я, чем смогу, помогу ему в этом.
Утром раненько поднялся, привёл себя в порядок, стал ждать указаний. Михаил Александрович не выходил. Спал ли он, а может, и работал. Ведь многие ночами пишут, утром.
Ближе к восьми часам услышал скрип калитки: какой-то мужчина, полусогнувшись, прошёл и сел в беседке.
–Кто бы это мог быть?– спросил я прислугу
–Прототип Нагульного,– сухо ответила женщина, глянув в окно.– Щас все соберутся,– недовольно подытожила она.– Размётнов придёть, дед Щукарь туда жа. С кнутом. Собаки прохода не дають. А Яков Лукич заявица аж сам друг: брата приведёть.
Да, действительно, вскоре в беседке места пустого надо было уже поискать. Когда среди них появился Михаил Александрович, я не видел, чем– то отвлёкся. Они перебрасывались редкими словами, и тут Яков
Лукич, прищурив левый глаз, проскрипел:
–Разговорчика бы купить. В глотке сушняк полный.
Надо вам заметить, Шолохов никогда не носил кошелька. Деньги держал в карманах брюк. Он выгреб из одного кармана мятую десятку, в том же виде пятерик и трояк. Лёгкого на ногу брата Лукича, как ветром сдуло. Секундная стрелка, наверняка, не успела сделать круг, другой, как он уж тут как тут с «разговорчиком». Ожидавшие явно оживились. И пошло и поехало. Как водится на Руси, дело катилось к поцелуям и естественной фразе: «Ты меня уважаешь?» О Русь святая! Сколько талантов утонуло под громкие поцелуи и такое простое: «Ты меня уважаешь?» Не счесть числа.
Я перед открытым окном ёрзал на табуретке, не находя себе места, в ожидании, когда это кончится.
–Та, не трусь сиди. Нужен будешь, позовуть,– с безразличием высказалась женщина прислуга.
Так продолжалось до вечера. Быстрые ноги брата Лукича несколько раз мотались в кооперацию. Так что разговорчик не прекращался ни на минуту. Расходились, когда стадо коров, подняв облако пыли над станицей, «мукало» с неотвязной настойчивостью говоря людям: «Бросайте всё! Нам невмоготу таскаться с такой тяжестью».
Завтра повторялось вчерашнее. Меня, привыкшего к дисциплине и порядку, это коробило и бесило. Надо же! Как электрички приходят по расписанию, так и прототипы появлялись в беседке. Иные люди на работу с такой аккуратностью не ходят
Позже, до меня, как до