моментом в борьбе русского народа за свою независимость. С обеих сторон в битве участвовало около 300 тысяч человек. Вот как описывает эту битву летопись:
«И сошлись грозно оба великих войска, крепко сражались, жестоко друг друга уничтожали, не только от оружия, но и от великой тесноты под конскими ногами умирали, потому что нельзя было вместиться на том поле Куликовом… И был великий треск и шум от ломающихся копий и от ударов мечей, так что нельзя было в этот горький час обозреть это грозное побоище» («Сказание о Мамаевом побоище»).
Восемь дней русские воины хоронили погибших в братских могилах. При этом князь Дмитрий Донской повелел все оружие с поля собрать, так как предвидел грядущие сражения. Поэтому на месте боя при раскопках пока ничего не находят, кроме наконечников стрел и сломанных копий. Наиболее отличившихся в сражении привезли хоронить в Москву. Это герои битвы Александр Пересвет и Андрей Ослябля. К месту их захоронения (сейчас это территория завода «Динамо»), несмотря на множество решений на этот счет, закрыт доступ. Как будто мы живем в тридевятом царстве, а не в народном государстве, где высшая власть – воля народа…
Очень жаль, что к 600-летию Куликовской битвы мы, советские люди, не создали памятника павшим героям. А ведь дата была великая. Надо к 625-летию на месте побоища построить мемориал. Мне кажется, если выступить с инициативой, народ не пожалеет сбережений на светлую память о героях битвы. Десятки студенческих отрядов поедут трудиться безвозмездно. Уверен, что и архитекторы, и скульпторы, и художники сделают дар своему народу и потрудятся в память о своих далеких предках.
Картофелины
Осень 1947 года. Госпиталь покидают последние тяжелораненые, он пополняется больными пленными: немцами, венграми с диагнозом туберкулез.
Госпиталь – это наша двухэтажная школа. Построенная перед войной. Мы учимся в старой, дореволюционной, у пруда. Нас в десятом классе девять человек. Двое сельских, остальные из близлежащих деревень, только я один из дальней. В ноябре решили переехать из частных квартир в общежитие. Причина одна – нет учебников, вместе лучше заниматься.
Во дворе общежития конюшня, в стойлах – три лошади. Они обслуживают госпиталь. На двух немцы возят дрова из леса, а третья таскает огромную бочку, установленную на санях. Воду возят из пруда. С немцами не общаемся, они – фашисты. Отношение к немецкому языку в школе презрительное: зачем знать язык захватчиков?
Прошли февральские вьюги. Мои соученики покинули общежитие, стали бегать домой. В общежитии я один. Холодно. Топлю печь в своей комнате. Вечером перед сном, когда перегорают дрова в печи, бросаю в золу несколько картофелин. К утру они покрываются хрустящей корочкой. К рассвету общежитие выстывает. Хватаю книги, картофелины – и в школу.
В школе тепло, перед уроками можно позаниматься.
Долговязый, с тонкой шеей, бледным лицом и горбинкой на носу пожилой немец запрягает лошадь. Немец часто кашляет. Ночью был снег, дорогу перемело.