под макияжем.
– Да считайте, что маньяк, – охотно согласился Клим Иваныч, – нервный, броситься может, обидеть, особенно девочек.
– А я его знаю! – как-то радостно сказала Женя, которую в классе дразнили блаженной.
– Видела? Где? – мгновенно посуровел Клим.
Борисовна подалась вперед, и ее висящие на шнурке очки ударили Алину в переносицу.
– Во сне. Он большой, качается, и пена изо рта.
– Семакина, не нагнетайте, – устало вздохнула Борисовна и поймала расшалившиеся очки, – вечно вы… Ведь неглупая девушка, а что несете?
– Ну пена не пена, а бешеный он – это правда. И главное, прячется, зараза. А где – неясно. Мы уж и маргиналов подключили, а все никак. Но вы не паникуйте. Просто будьте осторожны. Городок у нас маленький. Найдется. Если, конечно, в соседний не сбежит. А сбежит – так нам и лучше. Другие ловить станут.
Борисовна сверкнула серебряным зубом – улыбнулась неловкой шутке. Отличница Карина крепко зажмурилась, а Женя сделала себе роскошные усы, зажав кончик косички между носом и верхней губой. Весь ее вид говорил: да чего вы боитесь, глупенькие, ведь это всего лишь маньяк.
Клим Иваныч давно ушел, но Алине казалось, что все они здесь – сам Клим, облачко его несвежего запаха и мятый, плохо пропечатанный Хасс. Она даже не слышала звонка с урока и, когда другие зашевелились, осталась сидеть, аккуратно сложив на парте руки.
– Ты чего? – Игорь заглянул к ней под капюшон. – Трусишь?
– Нет, – ответила Алина и отодвинулась.
– Да брось! – Игорь мягко потянул ее за рукав. – Нужна ты этому маньяку! Если уж он кого и съест, так скорее вон ту, с малиновой помадой. Кстати, о еде. Где тут у вас столовка?
Алина неопределенно махнула вниз.
– Понял, на первом этаже. До новых встреч, чудесная леди!
Убежал. И правильно. Какого черта он должен возиться с незнакомой девчонкой, которая распсиховалась из-за ерунды? С местной ненормальной, которая только и знает, что твердит «нет, нет, нет»… А ведь хотелось, чтобы повозился. Очень-очень хотелось.
«Ты неинтересная, – сказала себе Алина, – запомни и расслабься навсегда. Даже маньяк выберет Ермакову, а не тебя. Потому что у нее малиновая помада, мощная грудь и ноги от ноздрей. А у тебя – ничего, только лягушачий рот и „нет“, застрявшее в горле».
Но Хасс пришел не за Ермаковой. Алина была уверена в этом на все сто пятьдесят.
Одноклассники гудели – негромко, чуть успокаивающе. Алина плыла в этом звуке, словно на маленькой лодочке, то ровно, то мягко кружась, то утыкаясь носом в берег. Там, на берегу, шипело по-змеиному – хассс, хассс, хассс… Пока далеко и потому негромко, но сердце ныло, и хотелось лечь на лодочное дно и летаргически крепко уснуть.
Она снова была девочкой – босоногой, в пышном платье и с присыпанными песком волосами. Кто-то придумал песочный фонтан, и все купались в нем, хохоча и прикрывая глаза. Потом висели на заборе, кричали, а за забором метался и мычал грязный ватник со вспоротыми швами. Забор давил на живот, и Алину тошнило, как после каруселей. Ватник разевал черную дыру рта, видно, и его мутило