впитывая неожиданную свободу, оставаясь в бессонные ночи одна, ничем и никем не отвлекаемая от своих размышлений. И чем больше было свободы в ее жизни, тем сильнее и глубже становилась ее тоска по несбывшемуся.
Работа в издательстве шла своим чередом. В воздухе стоял бодрый запах кофе, корректоры стремительно перемещались между отделом верстки и принтерами, внося последние правки в готовящийся к выходу номер. Журналисты выстроились у окна, весело обсуждая прошедший вчера благотворительный бал.
Софи уже ждала Анну за ее столом.
– Здравствуй, дорогая, – весело приветствовала ее подруга. – Надеюсь, тебя задержал дома внезапный и бурный роман с белокудрым красавцем?
– Красавец был, но только темноволосый, – таинственно улыбнулась Анна. – А вот в постели меня задержали красивые несбыточные сны.
– Расскажешь по дороге, а сейчас вперед, нам пора отправляться на съемки.
И Софи увлекла Анну за собой, оставляя после себя на рабочем месте еле уловимую дымку сладких духов и приключений.
Софи было тридцать два года. Великолепная высокая блондинка, она работала фотографом и любила светскую жизнь. В ее огромной квартире, выходившей всеми окнами на Фрунзенскую набережную, всегда бурлил праздник, всегда были гости. Софи любили и ненавидели, смертельно завидовали – равнодушных не было. Брошенные любовники угрожали ей самоубийством, новые поклонники бросали к ее ногам цветы и свои судьбы. Иногда Софи пропадала неделями, про нее пускали самые неправдоподобные и нелепые слухи, а когда она возвращалась в свет, становилась еще красивее, еще обаятельнее – и злые языки прощали ей все тайны. Анна любила Софи за ее неистребимый гедонизм, жизнерадостность и стремление брать от жизни все.
– Дорогая моя, – встревожилась Софи, выслушав рассказ Анны о ночной встрече. – Во-первых, тебе надо меньше гулять одной по ночам, это опасно, а во-вторых, твой незнакомец прекрасен, он не потребовал с тебя ничего взамен за глинтвейн и отправил домой в целости и сохранности.
Анна рассмеялась. – Ты знаешь, сейчас, при дневном свете, происшедшее этой ночью кажется таким романтичным.
– Тогда нам надо как-нибудь вместе отправиться в тот бар, и кто знает, может, бармен так же красив и обходителен, как и его хозяин? – подмигнула ей подруга. – Я как раз рассталась со своим поэтом, который, не поверишь, до жути надоел мне свои рефлексирующим нытьем о тщете всего сущего.
– Но ведь он был так красив! – улыбнулась Анна. – Разве ты не говорила, что за право обладать подобной красотой ты готова терпеть любые творческие капризы?
– Я люблю форму, но не насколько, чтобы забывать о содержании, он достал меня в конце концов, ведь любую эстетику можно испортить, лишь слегка исказив образ в кривом зеркале. Вот и мой поэт, он был красив, он был так притягателен, но стоило ему открыть рот и начать рассказывать о своих душевных муках, как форма тут же до уродливости искажалась отвратительным содержанием. Я устала, –