Вот и все, что осталось от Венеции. Город для меня исчез.
Глава вторая
Дверь открылась, и я протиснулась в крошечную прихожую, заставленную высокими резиновыми сапогами и завешенную непромокаемыми плащами.
Бабушка обняла меня и нагнулась, подставляя мягкую щеку, благоухающую, как и дыхание, пряностями и плюмерией. Ее длинные белые волосы были собраны в змеившуюся по спине густую косу, будто из белоснежной шерсти.
Поцеловав меня, она отодвинулась, чтобы получше рассмотреть. На лице появилось недоумение.
– Элиза, что это у тебя за пузо?
Я опустила глаза на джинсы. Действительно, живот заметно вздулся. Я состроила гримасу раскаяния.
– Уже видно? Тебе-то я могу рассказать… Понимаешь, у меня неприятности… я беременна, бабушка!
На какую-то долю секунды бабушкины зрачки расширились. Ей можно было наплести все что угодно: она всему верила.
Но мне не хотелось, чтобы бабушка хлопнулась в обморок. Поэтому я сунула руку за пояс и принялась разворачивать изрядно помявшийся подол тонкой белой рубашки.
– Это ночная рубашка, бабушка. Я надела ее под джинсы и теперь могу играть Офелию, не тратя время на переодевания.
Я опустила полы рубашки поверх джинсов. Она была такая длинная, что доставала до пят.
– Какое облегчение, что ты не ждешь ребенка в десять лет! – Бабушка нарочито громко рассмеялась. Потом добавила:
– Теперь мы одеты одинаково.
Действительно, ее белое платье напоминало ночную рубашку.
– Мне нужен еще розмарин. И фиалки, – сказала я, слегка разочарованная ее фальшивым смехом. Она ни капельки не испугалась. Бабушка повернулась, пошла на кухню и вынула из синей вазы букетик полевых цветов и душистых трав.
– Эти подойдут?
– М-м. Отлично.
Я прошла за ней в большую кухню. На полках среди свечек и банок с кофе и мукой поблескивало множество безделушек. На газовой плите сверкали начищенные до блеска горелки. Деревянный стол был накрыт голубой скатертью, скрывавшей въевшиеся следы от стаканов. По стенам висели календари десятилетней давности и несколько картинок: эльфы, око Хора и ангелы с громадными крыльями – творчество бабушки Эи. На окне, защищая дом от посторонних глаз, висела пожелтевшая кружевная занавеска.
Из радио на полке доносилась тихая оперная музыка.
Я всегда считала, что бабушкина кухня точь-в-точь как в английских коттеджах: битком набита ценными вещичками. Можно было спокойно их трогать, не действуя никому на нервы.
Я поставила на стол пластиковую коробку:
– Это тебе.
– Что это?
– Пудинг с анчоусами.
– С выглядывающими головками рыбок, как я люблю?
– Ага.
– Ты сама приготовила?
Это был риторический вопрос, потому что каждый раз без исключения я выпаливала в ответ: «Конечно, бабушка Эя. Твоя дорогая