а Маврин, по всей вероятности, был последним, с кем встречался потерпевший, – ответил Кудрин, – да еще и ствол «левый» у него нашли.
– Ствол отдали экспертам? – спросил Ерихин.
– Да, рано утром отвезли в райотдел, – ответил Женя.
– Гнилой человек этот Маврин, – тихо проговорил Лев Алексеевич. – Мы ведь с ним работали вместе в нашем же отделении милиции. Он всегда мечтал иметь много денег, копил на автомашину. Я помню, как-то лет шесть назад мы с ним выезжали на одну квартирную кражу, так вот он тогда составлял протокол осмотра места происшествия, где были указаны все похищенные вещи. Меня тогда поразила стоящая на столике оригинальная зажигалка с головой льва. Так вот, – продолжал Ерихин, – через неделю в курилке я увидел ее в руках Маврина. Увидев, что я посмотрел на нее, он быстро спрятал ее в карман. Видимо, это был не первый такой случай, ребята про него разное рассказывали. Жадный он всегда был до денег, никогда не сбрасывался со всеми на подарок ко дню рождения кого-либо из сотрудников.
Поблагодарив Ерихина за информацию, Женя быстрой походкой пошел в свой кабинет.
Опрос собутыльников Маврина почти ничего не дал: Ильин приехал на дачу около девяти вечера, когда футбол уже заканчивался, а Маврин с Серегиным слушали радиоприемник и болели за Спартак. Серегин подтвердил слова Маврина о том, что тот, как и было заранее условлено, приехал за ним около семи часов вечера. Но приехал не на своей машине, а на «москвиче» старого образца.
Документально оформив показания свидетелей, Женя сел за свой стол и начал разбирать рабочие бумаги. Через час зазвонил телефон и он услышал взволнованный голос Николаева: «Женя, срочно зайди ко мне».
Через минуту Кудрин снова входил в кабинет своего начальника.
– Только что мне позвонил эксперт-криминалист и сказал, что Широков был убит из пистолета, изъятого у Маврина, – сказал Николаев, – кроме того, на стволе пистолета были обнаружены следы крови, идентичной группе крови потерпевшего. Пуля и гильза, обнаруженные на месте происшествия, были выпущены также из этого пистолета. И еще, на зажигалке, валявшейся у трупа, и на стакане, стоявшем на столе, также «засветились» пальчики Маврина.
– Вот это да! – воскликнул Женя. – Я, конечно, Маврина не знаю как человека, но убить своего в прошлом родственника – верх цинизма.
– Насколько я его помню, – проговорил Павел Иванович, – он был не очень хорошим человеком в коллективе, все его коллеги отмечали в нем наравне с завистливостью и жадностью – хитрость и трусость. Однако пойти на «мокрое дело» он мог решиться исключительно только из-за больших денег.
– Странно, – задумчиво сказал Женя, – а какой же был мотив этого преступления, чем ему так насолил Широков, чтобы его нужно было убивать? И еще, – продолжал он, – если это убийство – дело рук Маврина, то зачем он тогда сел в его машину и на глазах соседей уехал? Мне кажется, что так преступники не поступают, они пытаются скрытно покинуть место преступления и не оставлять дверь квартиры открытой, где только что был убит человек. И потом – нагло сесть в его машину