и жадные, но быть самым богатым, то есть царём, хорошо, а лучше всего – сделать карьеру царя вдруг, ни с того ни с сего. Попробуй, разберись детскими мозгами, почему царь Горох обязательно плохой, а царь Иван-дурак или царь Емеля обязательно хороший? Почему в жизни ругают за лень, а ленивые сказочные герои всегда оказываются в шоколаде? Разве хорошо быть царём без царя в голове? И как это понять 3-4-5-летнему ребёнку? Где тот самый «намёк», который и должен стать уроком подрастающему «добру молодцу»?
«Королевская жирафа» во всех видах с младенчества сопровождает человека всю его жизнь, так как если кто-то, да ещё с именем, ошибся в оценке литературного или исторического события или персонажа, то эту ошибку ни в коем случае нельзя исправлять, – ведь живы ещё те, кто в эту ошибку свято верил, или их дети, или внуки! И так эта ошибка, которая зачастую является полной глупостью, кочует по страницам учебников из года в год, из десятилетия в десятилетие, а некоторым скоро исполнится по 200 лет.
Как ни хорош был Марк Твен, но без цитирования отечественных классиков нам не обойтись:
Вертит очками так и сяк:
То к темю их прижмёт, то их на хвост нанижет,
То их понюхает, то их полижет;
Очки не действуют никак.
Опять я постараюсь опередить ваш удивлённый вопрос, а к чему теперь «Мартышка и очки»? Этой басней наш великий Иван Андреевич Крылов показывает нам, что классика не умирает, ведь не сыскать области, куда не подошёл бы этот пример! Не то ли у нас хоть в экономике, хоть в демократии, хоть в использовании талантов русского народа, так почему же сама классическая литература должна быть исключением?
Мне не однажды, впрочем, как, наверное, и вам, доводилось слышать, что классическая литература уже не имеет смысла, что нет смысла её не только изучать, но и вообще читать. Может быть, это прозвучит странно, но я согласен с этим мнением с небольшой оговоркой. Русскую классическую литературу нет смысла изучать и вообще читать так, как этому учат в школе. Создаётся впечатление, что профессионалы от литературы хотят возвести её на какой-то недосягаемый пьедестал, чтобы её выучивали и цитировали с придыханием – как откровение.
Мнение тех, кто с большим или меньшим на то основанием назвал себя или кого назвали литературными критиками, почему-то считается окончательным и не подлежащим пересмотру, даже в свете вновь открывшихся фактов, как будто мнение – всего лишь мнение, Белинского, Надеждина или кого-то ещё является краеугольным камнем бытия. Впрочем, так оно, наверное, и было: начнёшь обсуждать директивное мнение на уроке литературы, так потом и на уроке истории придёт на ум что-то обсудить, а потом, страшно сказать, и на лекции по марксистско-ленинской философии! Но это тогда, а почему сейчас, когда тебя всё равно никто не слышит, не обсудить то, что нам досталось в наследство от наших лучших писателей XIX века, абстрагируясь от идеологических установок XIX века и века XX? Критик же в моём представлении призван не толковать замысел