было считать себя красноармейцем. Петр помнил, что в этот день их, молодых солдат, отпустили в увольнение, и он со своими новыми друзьями, Семкой и Пашкой, в свежевыглаженной чистой форме, в новых шинелях и буденновках с большой звездой посередине ходили по городку, гордо подняв подбородки, наслаждаясь взглядами прохожих, а затем, купив мороженое, пошли в кино. Тогда шел «Чапаев», и они были бесконечно счастливы от того, что служить приходится в дивизии, имеющей пусть и далекое, но отношение к самому Василию Ивановичу.
А потом снова начались армейские будни. Несколько раз они выходили на стрельбище, где впервые пришлось пострелять из настоящей трехлинейки боевыми патронами, правда пока лишь по фанерным мишеням.
Уже в конце октября основные силы дивизии, вернувшиеся к тому времени от эстонской границы, начали перебрасывать сначала в сторону Ленинграда, а потом дальше, в Карелию, где запахло новой предстоящей войной. На этот раз в Острове практически никого не оставили, в поход выходили все. Большими маршевыми колоннами, на машинах и лошадях, таща за собой полевые кухни, обозы, пушки, растянувшись на десятки километров, дивизия двигалась вперед. На ночь останавливались на какой-нибудь опушке леса, быстро ставили палатки, маскировались. Затем, перекусив сухим пайком, люди старались хоть немного поспать, согреться и обсушиться, выставив охрану, чтобы с раннего утра снова двинуться дальше. Резко похолодало, сильные ветра вперемешку с мокрым снегом замедляли и без того невысокую скорость передвижения. Ноги в брезентовых сапогах ужасно мерзли, портянки за короткое время отдыха не успевали просохнуть, и их приходилось наматывать еще сырыми. Шинель тоже совсем не защищала от влаги, она впитывала ее и становилась от этого еще более тяжелой, своим весом давя на плечи.
Обойдя Ленинград с востока, до Шлиссельбурга, расположенного на берегу Ладожского озера, там, где Нева берет свое начало, добрались более-менее спокойно. Дальше дороги были сплошь забиты войсками, двигающимися на северо-восток в обход Ладоги. Похолодало еще сильнее, ударили сильные морозы, все заледенело. Путаницы во время движения было много. Колонны мешались между собой, часто возникали заторы. Четко налаженный армейский механизм дал сбой. В этом хаотическом нагромождении машин, танков, лошадей и пехоты порядок навести не удавалось. Сильный русский мат висел в воздухе, разными интонациями и диалектами описывая общую суматоху. Большие начальники матерились на маленьких, те, в свою очередь, отрывались еще на более мелких, ну а последние уже на солдатах. Скорость продвижения еще более замедлилась. В день делали всего пару десятков километров. Часто приходилось стоять на месте, пропуская то одни, то другие части.
В середине пути сапоги стали разваливаться, «просить каши». Причем это было не только у Петра, но и у многих сослуживцев. Ноги постоянно мокли и мерзли, портянки сушить было некогда. Петр обратился к ротному пожилому старшине за помощью, но тот только наорал на него